# Глава 7: Художник предвидений

Утренний город встретил их тем особым видом хаоса, который возникает, когда обычная жизнь продолжается в полном неведении о том, что где-то рядом разворачивается апокалипсис. Люди спешили на работу, покупали кофе, жаловались на пробки — и никто из них не подозревал, что через несколько часов семнадцать человек в их городе могут навсегда потерять то, что делало их особенными.

Кира и Лена стояли возле автобусной остановки, изучая список адресов, который они составили по информации из кристалла Семёна Кратова. Фиолетовый камешек лежал в кармане у Лены, тёплый и успокаивающий, словно напоминание о том, что они не одиноки в своей миссии.

— Логично начать с ближайшего, — сказала Лена, указывая на адрес в двух кварталах от них. — Максим Дубровский, мастерская на улице Маяковского, 42.

— Художник, который рисует портреты незнакомых людей, — процитировала Кира информацию из кристалла. — Интересно, что он думает о своих способностях? Считает себя просто очень творческим человеком с богатым воображением?

— Или сошедшим с ума, — добавила Лена с той прагматичной мрачностью, которая в последнее время стала её защитным механизмом против нарастающего сюрреализма их жизни.

Мастерская Максима Дубровского располагалась на втором этаже старого здания, которое когда-то, видимо, имело более благородное предназначение, но теперь довольствовалось ролью художественной богемной трущобы. Лестница скрипела под ногами с музыкальной точностью — каждая ступенька издавала свой уникальный звук, создавая импровизированную симфонию подъёма.

Дверь в мастерскую была приоткрыта, и оттуда доносились звуки, которые можно было бы назвать музыкой, если бы была уверенность в том, что исполнитель действительно стремился к гармонии, а не просто случайно попал в ритм своих движений. Лена постучала в косяк.

— Максим Дубровский? — позвала она. — Можно войти?

— Если вы не коллекторы и не свидетели Иеговы, то добро пожаловать в хаос! — донёсся ответ изнутри.

Они вошли и сразу поняли, что слово "хаос" было мягким эвфемизмом. Мастерская выглядела так, словно творческий процесс здесь происходил под воздействием центробежной силы. Холсты стояли вдоль стен, лежали на полу, висели на самодельных конструкциях из труб и проволоки. Краски, кисти, тряпки и неопознаемые художественные принадлежности покрывали все доступные поверхности, создавая впечатление, что мастерская не столько оборудована для рисования, сколько им подверглась.

В центре этого организованного беспорядка стоял мужчина лет двадцати восьми с волосами, которые, судя по всему, последний раз видели расчёску примерно в то же время, когда мастерская видела уборку. На нём была футболка, которая когда-то была белой, но теперь представляла собой палитру всех цветов, которыми он когда-либо работал. В руке он держал кисть, а перед ним на мольберте стоял холст с почти законченной картиной.

— Максим? — уточнила Кира, оглядываясь по сторонам.

— Он самый, — ответил художник, не отрываясь от работы. — А вы, судя по выражению лиц, пришли не покупать картины. У вас такой вид, словно вы хотите рассказать мне что-то важное и, возможно, пугающее.

Лена и Кира переглянулись. Насколько они знали из опыта общения с людьми после начала их приключений, большинство людей не ожидали, что к ним придут с важными и пугающими новостями. Максим, похоже, был исключением.

— Можно сначала посмотреть на ваши работы? — дипломатично спросила Кира.

— Конечно! — Максим отложил кисть и широко развёл руки, как экскурсовод, представляющий экспозицию. — Добро пожаловать в галерею людей, которых я никогда не встречал, но которые почему-то не дают мне покоя.

Он начал показывать им картины, и с каждым новым полотном у Киры и Лены росло ощущение, что они попали в какой-то музей пророчеств. На холстах были изображены люди разного возраста и социального статуса, объединённые одним: в глазах каждого из них читалось что-то необычное, какая-то глубина, которая выдавала присутствие чего-то большего, чем обычная человеческая сущность.

— Вот эта женщина, — сказал Максим, указывая на портрет пожилой дамы с добрыми, но удивительно проницательными глазами, — приснилась мне три недели назад. Проснулся с таким чётким образом, что не мог думать ни о чём другом, пока не нарисовал её. А эта девушка, — он перешёл к следующему портрету, — появилась у меня в голове прошлый понедельник. Сидела тогда в кафе, пил кофе, и вдруг — бац! — её лицо, словно кто-то включил проектор в моём мозгу.

Кира внимательно рассматривала портреты. В некоторых лицах она узнавала людей из списка Семёна Кратова — художник неосознанно рисовал других "переводчиков", их внутреннее состояние, ту особенность, которая делала их отличными от обычных людей.

— А этот мужчина? — спросила Лена, подойдя к портрету средних лет мужчины в очках.

Максим посмотрел на картину и нахмурился.

— Этот странный. Рисовал его несколько раз, и каждый раз получается по-разному. Иногда он выглядит живым и энергичным, иногда — словно изнутри выжженным. Но глаза... глаза всегда одинаковые. Очень умные и очень усталые.

Кира поняла, что это Семён Кратов. Максим рисовал его в разных состояниях — до заключения в кристалле и после, интуитивно улавливая его трагедию.

— Максим, — осторожно начала она, — а вы никогда не задумывались, откуда берутся эти образы? Почему именно эти люди?

Художник пожал плечами с тем видом, который приобретают люди, привыкшие к тому, что их жизнь не укладывается в общепринятые рамки логики.

— Честно? Думал, что у меня просто очень активное подсознание. Или что я схожу с ума, но очень творчески. Хотя... — он замолчал, словно обдумывая следующие слова, — в последние дни происходит что-то странное. Раньше я рисовал людей, а теперь... теперь рисую что-то ещё.

Он провёл их в другую часть мастерской, где на отдельном мольберте стояла картина, которая выделялась среди остальных работ своей технической точностью. Это была не живописная работа, а скорее техническая схема, выполненная с почти инженерной педантичностью.

— Вот это, — сказал Максим, указывая на изображение, — рисую уже четыре дня подряд. Каждую ночь ложусь спать, а утром встаю и продолжаю добавлять детали. Не имею ни малейшего понятия, что это такое, но почему-то не могу остановиться.

Кира и Лена подошли ближе и внимательно рассмотрели схему. Это была сложная конструкция — башня с множеством антенн, проводов и каких-то технических приспособлений. В основании башни было изображено устройство, которое выглядело как гибрид компьютера и ретрансляционной станции.

— Максим, — тихо сказала Лена, — а где, по вашим ощущениям, находится эта штука?

— Знаете, это самое странное, — ответил художник. — Когда рисую, у меня такое чувство, что я знаю точное местоположение. Воробьёва гора, старая телевышка. Но как я могу это знать? Я там ни разу не был!

Сёстры переглянулись. Сомнений не было — Максим рисовал передающую станцию "Константы", неосознанно улавливая её конструкцию и назначение через свои способности.

— Максим, — сказала Кира, решившись на прямоту, — нам нужно поговорить с вами о ваших способностях. О том, что вы действительно можете.

— Мои способности? — художник рассмеялся, но в смехе не было веселья. — Какие способности? Я просто рисую людей, которые мне снятся.

— А если мы скажем вам, что люди, которых вы рисуете, настоящие? — спросила Лена. — И что все они обладают особыми способностями, как и вы?

Максим замер, кисть застыла в его руке на полпути к палитре.

— Что вы имеете в виду? — спросил он тише.

Следующие полчаса Кира и Лена рассказывали художнику об "Индексе", "Константе", переводчиках и об угрозе, которая нависла над всеми людьми с особыми способностями в городе. Максим слушал молча, иногда кивая, словно что-то в их рассказе находило отклик в его собственном опыте.

— Значит, я не схожу с ума, — наконец сказал он, когда они закончили. — А рисую людей, которые... как и я... не совсем обычные.

— Именно, — подтвердила Кира. — И эта станция, которую вы рисуете, предназначена для того, чтобы лишить всех нас наших способностей навсегда.

Максим подошёл к схеме и долго смотрел на неё.

— Понимаете, — сказал он задумчиво, — когда я это рисую, у меня появляется ощущение, что это не просто передатчик или глушилка. Это что-то... поглощающее. Видите эти провода, которые идут вниз, под землю? — он указал на элементы схемы. — Когда рисую их, чувствую, что они куда-то ведут. Станция не просто подавляет способности — она их куда-то перенаправляет.

— Перенаправляет? — переспросила Лена. — Куда?

— Не знаю, — признался Максим. — Но вот эта часть, — он указал на изображение в нижней части схемы, — я её ещё не закончил. Каждый раз, когда пытаюсь её дорисовать, у меня начинает болеть голова, словно что-то не хочет, чтобы я это изображал.

Кира подошла к другой стене, где висели портреты переводчиков. Внезапно её осенила идея.

— Максим, а вы могли бы нарисовать карту? Карту связей между людьми с ваших портретов?

— Карту связей? — не понял художник.

— Ну, например, показать, как эти люди связаны друг с другом. Где они находятся, как влияют друг на друга. Вы же чувствуете их, когда рисуете. Может быть, сможете почувствовать и связи между ними?

Максим задумался, затем взял большой лист бумаги и прикрепил его к другому мольберту.

— Попробую, — сказал он. — Хотя не знаю, что получится.

Он взял угольный карандаш и начал рисовать быстрыми, уверенными движениями. Сначала появились точки — каждая соответствовала одному из людей с портретов. Потом между точками стали появляться линии — тонкие, пунктирные, иногда густые и жирные.

— Странно, — пробормотал Максим, не отрываясь от работы. — У меня такое ощущение, что некоторые из них знают о существовании друг друга, а некоторые — нет. Но все они... как узлы в одной сети.

Карта росла, и на ней стали видны закономерности. Одни люди были сильно связаны между собой, образуя кластеры, другие стояли особняком, но от них тянулись тонкие нити ко всем остальным.

— А вот это интересно, — сказал Максим, указывая на центр карты. — Здесь должен быть ещё один узел. Очень важный. Но его как будто намеренно стёрли или спрятали.

— Семён Кратов, — прошептала Лена. — Основатель "Индекса".

— Он был центром сети, — добавила Кира, — но его убрали из игры.

Максим продолжал рисовать, добавляя детали. Постепенно карта превратилась в сложную схему расположения всех переводчиков по городу — не только их адреса, но и маршруты их ежедневных перемещений, места, где они чаще всего бывают, даже примерное время, когда их можно найти дома.

— Это невозможно, — сказал художник, отступая от мольберта. — Я не могу знать всё это. Я же не слежу за этими людьми.

— Но вы это знаете, — заметила Кира. — Потому что связаны с ними. Все переводчики связаны друг с другом на уровне, который мы ещё не до конца понимаем.

Лена изучала карту, сопоставляя её с информацией из кристалла.

— Максим, а что если станция использует именно эти связи? — спросила она. — Что если она не просто подавляет способности каждого по отдельности, а высасывает энергию сразу из всей сети?

Художник вернулся к схеме станции и стал рассматривать её под новым углом.

— Знаете что? — сказал он задумчиво. — Когда я рисовал эти подземные провода, у меня было ощущение, что они образуют какую-то решётку под городом. Не точечное воздействие, а... как пылесос, который собирает что-то рассыпанное по большой площади.

— Пылесос, — повторила Кира. — То есть станция высасывает способности переводчиков и... куда направляет эту энергию?

— Вот в этом-то и загвоздка, — сказал Максим, указывая на незаконченную часть схемы. — Каждый раз, когда пытаюсь понять, куда идёт энергия, натыкаюсь на блок. Словно кто-то специально защитил эту информацию от таких, как я.

Он взял новый лист бумаги и быстро набросал то, что удавалось увидеть за пределами блокировки.

— Энергия идёт... — он рисовал стрелки, уходящие вглубь схемы, — вниз. Глубоко под землю. Там что-то большое. Что-то, что требует именно такого типа энергии.

— Что-то большое и голодное, — добавила Лена с дрожью в голосе.

Максим внезапно отбросил карандаш и отступил от мольберта.

— Хватит, — сказал он. — У меня голова раскалывается. Что бы там ни было, оно не хочет, чтобы его рисовали.

Кира подошла к нему и осторожно коснулась плеча.

— Максим, вы нам очень помогли. Благодаря вашей карте мы сможем найти остальных переводчиков гораздо быстрее.

— А что потом? — спросил художник. — Допустим, вы их всех найдёте и предупредите. Что это изменит? Станция уже работает, я чувствую это. С каждым часом становится всё труднее рисовать то, что я обычно рисую.

— Не знаю, — честно призналась Кира. — Пока мы ещё не придумали, как остановить станцию. Но первый шаг — собрать всех переводчиков. Вместе мы точно сильнее, чем по отдельности.

Максим кивнул и снял с мольберта карту связей.

— Тогда берите это с собой, — сказал он. — И возьмите меня. Если я нарисовал карту, значит, я единственный, кто может её правильно читать.

— Это может быть опасно, — предупредила Лена.

— А если я останусь здесь, будет безопасно? — возразил художник с кривой улыбкой. — Через несколько часов я стану обычным человеком с кучей странных картин, которые не смогу объяснить. Уж лучше попытаюсь сделать что-то полезное, пока ещё могу.

Они быстро собрали карту и схему станции, а Максим накинул куртку поверх измазанной краской футболки. Мастерская внезапно показалась им всем слишком хрупким убежищем — местом, где творчество и способности существовали в относительной безопасности, но эта безопасность была иллюзорной.

— Куда идём первым делом? — спросил Максим, запирая дверь.

Лена изучила карту и указала на точку неподалёку.

— Анна Сергеевна Мотылёва. Пенсионерка, которая помогает растениям выбирать лучший путь развития. Живёт в пяти минутах ходьбы отсюда.

— Растения? — удивился Максим. — А я думал, все переводчики работают с более... абстрактными вещами.

— По-видимому, способности проявляются по-разному, — ответила Кира. — Но все мы так или иначе видим то, что скрыто от других.

Когда они вышли на улицу, Максим внезапно остановился.

— А знаете, что самое страшное? — сказал он, глядя на свою карту. — Станция работает не просто как пылесос. Она работает как паразит. Высасывает то, что делает нас особенными, и использует это для того, чтобы накормить что-то другое. Что-то, что не должно существовать в нашем мире, но очень хочет в него попасть.

Кира и Лена остановились, ощущая, как холодок пробежал между лопаток.

— Откуда вы это знаете? — спросила Лена.

— Не знаю, — ответил Максим, сворачивая карту. — Но когда говорил это, почувствовал, что это правда. Станция — это не цель. Это инструмент. А цель... цель намного хуже всего, что мы пока можем себе представить.

Они пошли по улице к дому Анны Сергеевны, но теперь каждый из них понимал, что времени у них ещё меньше, чем они думали раньше. Станция "Константы" была не просто устройством подавления — она была устройством кормления чего-то голодного и терпеливо ожидающего. И через несколько часов это неизвестное существо должно было получить свой обед из способностей семнадцати переводчиков города.