# Глава 6: Рабы Рассветные сумерки окрашивали пески в серый цвет, делая дюны похожими на застывшее море пепла. Воздух был холодным, пробирающим до костей сквозь тонкую ткань халата, хотя всего через пару часов солнце превратит эту прохладу в удушающее воспоминание. Рамзес ехал чуть позади Халида, стараясь повторять его манеру сидеть в седле наемного верблюда. Животное двигалось плавно, широко выбрасывая ноги, и ритм этот уже не вызывал той тошноты, что преследовала египтянина в первые дни его пребывания в пустыне. Халид молчал, лишь изредка поднимая руку, чтобы указать на какой-нибудь неприметный ориентир. Для чужака пустыня казалась однообразной, но подросток читал ее, как Рамзес читал свитки в храмовой библиотеке. — Видишь ту полосу, где песок светлее? — спросил Халид, не оборачиваясь. Он указал на склон далекого бархана, который ничем не отличался от соседних. — Вижу. — Это "Белая спина". Ветер там всегда дует с севера, сдувая верхний слой красной пыли. Если потеряешься, ищи такие места. Они подскажут, где север, даже если звезды скрыты бурей. Они проехали мимо куста саксаула, чьи ветви были скрючены, словно пальцы старика, пораженного артритом. Халид замедлил ход своего верблюда, заставляя Рамзеса поравняться с ним. — Не руби его на дрова, если найдешь такой же, — бросил он, кивнув на сухое растение. — Корни саксаула держат воду глубоко внизу. Если копать прямо под ним, можно найти влажный песок. Жевать его нельзя, но если положить в тряпку и сосать, проживешь лишний день. Рамзес кивнул, запоминая. Каждый такой совет стоил дороже золота, которого у него все равно не было. Сулейман был прав называя это место жестоким, однако оно имело свои правила, и знание этих правил давало призрачный шанс. Солнце поднималось выше, выжигая холод и возвращая миру его привычные, слепящие краски. Тени верблюдов укорачивались, вжимаясь под брюха животных. Разговоры прекратились сами собой. Открывать рот лишний раз означало терять драгоценную влагу. Амира дала ему хороший запас воды, но Рамзес уже усвоил, что бурдюк пустеет быстрее, чем заканчивается путь. К полудню горизонт изменился. Среди мягких линий песчаных холмов появился острый, темный силуэт. Скала торчала из земли, словно гнилой зуб великана, расколотый посередине ударом молота. — Зуб, — коротко сказал Халид. Они подъехали к подножию скалы, где тень давала хоть какое-то укрытие. Здесь пахло пылью и старым камнем. Халид ловко спрыгнул на песок, заставив верблюда опуститься на колени. Рамзес последовал его примеру, хотя его движениям все еще не хватало той небрежной легкости, которой обладал бедуин. Спешиваясь, он придержал нож на поясе, чтобы тот не ударил его по бедру. Привычка носить оружие только начинала вырабатываться. Халид присел на корточки и разровнял ладонью участок песка в тени нависающего камня. — Смотри внимательно, писец. Подросток взял обломок камня и начал чертить линию, уходящую от условного изображения Зуба. — Мы здесь. Аш-Шамс там, — он ткнул палкой в сторону востока, где небо дрожало от жара. — Но если пойдешь прямо, попадешь в Солончаки Смерти. Там корка соли выглядит твердой, но провалишься по пояс в черную жижу и уже не выберешься. Халид провел дугу, огибающую воображаемую опасность справа. — Держи солнце по левую руку до заката. Потом ориентируйся по трем ярким звездам в хвосте Скорпиона. Тебе нужно найти место, где три больших камня лежат треугольником. Это примерно полдня пути отсюда. — А вода? — спросил Рамзес, глядя на рисунок. — Под камнями. Там старое русло. Копай на локоть глубины. Вода будет мутной, но пить можно. Рамзес достал свой бурдюк и сделал маленький глоток, просто чтобы смочить пересохшее горло. Карта на песке была простой, но ошибка в ее чтении означала бы конец. Он запоминал изгибы линии, соотнося их с направлением ветра и положением солнца. Халид поднялся, отряхнув руки. Прощание оказалось коротким, лишенным всякой сентиментальности. В пустыне долгие проводы лишь утомляли. — Не давай верблюду есть "пьяную траву". мелкие фиолетовые цветы, — добавил он напоследок, уже взявшись за повод своего животного. — Он взбесится и скинет тебя. — Спасибо, Халид. Скажи Сулейману, что я помню его урок. Подросток хмыкнул, взлетел в седло, и, развернув верблюда, направил его обратно на запад. Он ни разу не оглянулся. Фигура всадника быстро уменьшалась, пока не скрылась за ближайшим барханом, оставив Рамзеса в оглушительной тишине. Одиночество навалилось сразу. Пока рядом был кто-то, пустыня казалась дорогой. Теперь она снова стала враждебным пространством, где каждый шаг нужно было взвешивать. Рамзес проверил крепление груза, погладил жесткую шерсть на шее своего верблюда, ища хоть какого-то отклика, но животное лишь безразлично жевало жвачку, глядя вдаль полуприкрытыми глазами. — Вперед, — его собственный голос прозвучал глухо, словно песок поглотил звук, не дав ему распространиться. Путь продолжился. Рамзес старался держать солнце именно так, как велел Халид. Обжигающим левое плечо. Часы сливались в монотонное покачивание. Мысли текли медленно, даже вязко. Он думал о Мемфисе, об прохладе каменных залов храма, но эти образы казались теперь чьим-то чужим сном. Реальностью был лишь жар, пот, стекающий по спине под халатом, и ритмичный скрип седла. К вечеру, когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в тревожные багровые тона, тени удлинились, искажая перспективу. Глаза Рамзеса устали выискивать ориентиры в однообразном пейзаже, где каждый бархан выглядел копией предыдущего. Сомнение начало подтачивать уверенность. Правильно ли он взял угол? Не сбился ли, объезжая особо высокую дюну? И тут он увидел их. Три камня. Они лежали в ложбине, напоминая черепа гигантских животных, полузасыпанные песком. Расположение треугольником, как и говорил Халид. Сердце египтянина, пропустив удар от облегчения, забилось быстрее, отдаваясь привычной болью в груди. Он заставил верблюда спуститься в ложбину и спешился еще до того, как животное полностью легло. Вода. Ему нужна была вода, чтобы пополнить запасы и напоить верблюда. Рамзес упал на колени между камнями, отстегнул от пояса нож и начал копать. Сначала песок был сухим и горячим. Он работал быстро, отбрасывая грумки ладонями, помогая себе плоским лезвием ножа. На глубине половины локтя песок потемнел и стал прохладнее. Надежда придала сил. Он копал глубже, яростно выгребая землю. Влага ощущалась на пальцах, но воды не было. Яма становилась все глубже, уже по локоть, потом по плечо. Песок был сырым, липким, но лужица, которую он так ждал, не собиралась. Вместо живительной влаги дно ямы предлагало лишь влажную грязь, из которой невозможно было выжать ни капли. Рамзес перестал копать. Он сидел у края ямы, тяжело дыша, и смотрел на темное, мокрое дно. Источник пересох. Видимо, подземная жила ушла глубже или иссякла совсем. Он попытался приложить к губам комок влажного песка, но тот лишь скрипел на зубах, оставляя привкус соли и горечи. Верблюд, почуяв запах сырости, подошел ближе и ткнулся мягкой мордой в плечо Рамзеса, требуя своей доли. — Нет ничего, — прохрипел Рамзес, отталкивая голову животного. — Пусто. Осознание ситуации приходило холодной волной. До города еще примерно два дня пути. В бурдюке оставалось чуть больше половины. Для одного человека, если экономить, этого хватит. Но верблюд... Без воды животное начнет слабеть. А пешком Рамзес не дойдет. Его больное сердце остановится раньше, чем он увидит стены Аш-Шамса. Ночевать здесь не имело смысла. Запах сырой земли мог привлечь хищников, а пользы от него не было. Рамзес заставил себя встать, отряхнуть колени и снова сесть в седло. Нужно было пройти еще немного, пока оставался свет, чтобы сократить расстояние на завтра. Он сделал крошечный глоток из бурдюка, лишь смочив язык, и направил верблюда на восток, прочь от обманувшей надежды. Ночь прошла беспокойно. Он спал урывками, завернувшись в плащ, вздрагивая от шорохов пустыни. Ему снилось, что он тонет в Ниле, но вода вокруг была соленой и густой, как кровь. Утро второго дня принесло не только жару, но и полное безветрие. Воздух стоял неподвижно, дрожа над песком. Рамзес ехал, полузакрыв глаза, экономя каждое движение. Верблюд шел медленнее, чем вчера, иногда спотыкаясь. Около полудня, когда солнце стояло в зените, превращая мир в белое пятно, Рамзес заметил что-то позади. Сначала он подумал, что это игра воспаленного воображения. Дрожащее марево часто рождало образы. Но пятно росло, превращаясь в желтое облако пыли. Ветер не мог поднять такую пыль сегодня. Это были всадники. Инстинкт, выработанный за недели скитаний, кричал о том, что нужно скрыться. Но прятаться было негде, вокруг простиралась плоская, как стол, равнина с редкими волнами низких дюн. Убегать на уставшем верблюде от тех, кто, судя по скорости облака, шел налегке или имел сменных животных, было бессмысленно. Рамзес остановил верблюда и развернул его лицом к приближающейся угрозе, положив руку на рукоять ножа. Это был жалкий жест защиты, но он давал крохотное ощущение контроля. Вскоре из пыли вынырнули фигуры. Пять верблюдов шли цепью. Первым долетел странный, металлический звон. Тонкий и ритмичный. Караван приблизился, замедляя ход. Впереди ехал коренастый мужчина в просторном, но грязном халате. На его голове был намотан неаккуратный тюрбан, из-под которого выбивались черные, сальные волосы. В левом ухе блеснуло золотое кольцо, а у седла висела кривая сабля в потертых ножнах. Но не предводитель приковал взгляд Рамзеса. За его верблюдом, и за верблюдами двух других всадников, тянулись веревки. Люди. Пятеро человек шли пешком, спотыкаясь в глубоком песке. Их шеи соединяла общая цепь, именно она издавала тот звон. Руки были связаны за спиной. Их лица, покрытые коркой пыли и запекшейся крови, выражали полное безразличие обреченных. Предводитель поднял руку, останавливая свой маленький отряд в десяти шагах от Рамзеса. Он окинул одинокого путника цепким взглядом, задержавшись на бурдюке с водой, притороченном к седлу, а затем на ноже египтянина. — Мир тебе, путник, — произнес он. Голос был хриплым, как скрежет камня о камень. — Куда держишь путь в такую жару без спутников? — И тебе мир, — ответил Рамзес, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Еду в Аш-Шамс. Мужчина усмехнулся, продемонстрировав отсутствие переднего зуба. — Аш-Шамс? Смелое решение для одиночки. Ты сбился с дороги, парень. Торговый тракт севернее. Здесь ходят только шакалы и те, кто не хочет встречаться со стражей. — Я следую карте, которую мне дали, — уклончиво ответил Рамзес. — Карты врут, а песок помнит, — философски заметил незнакомец. Он сплюнул в сторону. — Меня зовут Юсуф. Мы тоже идем к городу, хоть и другой дорогой. Твой зверь выглядит уставшим. Ты не доедешь до стен до заката завтрашнего дня, а ночью здесь рыщут львы. Рамзес знал, что львы в этой части пустыни, редкость, почти сказка. Юсуф запугивал, прощупывая почву. — Я справлюсь, — сказал Рамзес. Юсуф тронул поводья, заставляя своего верблюда сделать пару шагов ближе. Его спутники, двое мужчин с закрытыми лицами, тоже подобрались, кладя руки на оружие. — Зачем рисковать? — вкрадчиво продолжил Юсуф. — Присоединяйся к нам. Вместе безопаснее. За пару серебряных монет мы дадим тебе воду и защиту. Упоминание серебра было проверкой. Они хотели знать, есть ли чем поживиться. — У меня нет серебра, — прямо сказал Рамзес. — Меня ограбили неделю назад. Все, что у меня есть, это этот верблюд, немного воды и моя жизнь, которая стоит недорого. Глаза Юсуфа сузились. Он явно взвешивал, стоит ли тратить силы на убийство нищего ради одного верблюда и бурдюка воды. В его бизнесе лишние усилия не приветствовались. — Нет денег? — переспросил он разочарованно. — Тогда зачем ты мне нужен? Лишний рот? Рамзес быстро оглядел пленников. Они едва держались на ногах. Одному из них, старику, было совсем плохо, он висел на цепи, которую тянул идущий впереди. — Я могу вести счет, — выпалил Рамзес, вспоминая, что спасло его в прошлый раз. — Я умею писать и считать товар. Я вижу, у вас живой груз. Его нужно кормить, поить и считать расходы, чтобы выгодно продать. Юсуф рассмеялся, но в смехе не было веселья. — Считать рабов я и сам умею. Раз, два, пять. Много ума не надо. — Но я еще и умею не спать, когда луна скрыта, — добавил Рамзес, перехватив взгляд одного из охранников, который зевал, рискуя вывихнуть челюсть. — Я вижу, твои люди устали. Им нужен отдых. Я могу покараулить товар ночью. Главарь перестал ухмыляться. Он посмотрел на своих людей, потом снова на Рамзеса. Нож на поясе египтянина, хоть и простой, говорил о том, что парень не совсем беспомощен. — Охранять, говоришь? — Юсуф почесал щетинистый подбородок. — Что ж, глаза на затылке мне пригодятся. Двое моих парней слегли с лихорадкой, пришлось оставить в оазисе. Идти некому. Он кивнул в сторону цепи рабов. — Пойдешь замыкающим. Будешь следить, чтобы никто не отстал и не рухнул. Если кто упадет, поднимай. Если не встанет, режь горло, чтобы не тормозил остальных. Воду получишь вечером, если заслужишь. Выбора не было. Отказ означал бы драку трое против одного, и исход ее был предрешен. Рамзес кивнул и пристроился в хвост колонны. Остаток дня прошел в удушающей пыли. Запах пота, немытых тел и страха, исходящий от пленников, был невыносим. Рамзес видел их спины, исполосованные, все покрытые язвами. Среди них была одна женщина, совсем молодая, с спутанными черными волосами. Она шла ровно, не спотыкаясь, в отличие от остальных, но голову держала низко опущенной. Караван двигался быстро. Юсуф не жалел ни людей, ни животных. Когда кто-то из пленников замедлялся, следовал удар бича одного из подручных, и цепь снова натягивалась. Рамзес старался не смотреть на это, концентрируясь на том, чтобы самому не вывалиться из седла от усталости. Ему отвели роль немого свидетеля, и он исполнял ее, сохраняя силы. Солнце наконец коснулось горизонта, и мир погрузился в долгожданную синеву. Юсуф выбрал для ночевки небольшую котловину между дюнами, защищенную от ветра. — Привал! — скомандовал он. Верблюдов заставили лечь кругом. Пленников загнали внутрь этого живого ограждения. Юсуф лично проверил цепи, закрепив их конец вокруг вбитого в песок железного кола. Рабам бросили черствые лепешки и дали по глотку тухлой воды из большого кожаного мешка. Рамзес получил свою порцию. Маленький кусок вяленого мяса и немного воды, которая на вкус напоминала железо. Хотя с его диетой в последнее время всё на вкус чуствовалось плохо. — Твоя очередь первая, — сказал Юсуф, устраиваясь на ковре поближе к огню. — Мои люди спят до полуночи. Ты сидишь у столба. Если кто-то из товара сбежит, твое место будет в цепях. Понял? — Понял, — ответил Рамзес. Охранники моментально уснули, завернувшись в плащи. Их храп вскоре смешался с сопением верблюдов. Рамзес сел у центрального кола, сжимая в руке нож. Пленники лежали на песке, сбившись в кучу, чтобы сохранить тепло. Костер догорал, оставались лишь тлеющие угли, бросающие слабые красноватые отсветы. Тишина пустыни была обманчивой, в ней всегда чудилось присутствие чего-то невидимого. Вдруг одна из теней шевельнулась. Рамзес напрягся, перехватив нож поудобнее. Это была та самая девушка. Она приподнялась на локте, стараясь не звенеть цепью. Ее глаза, огромные и темные на худом лице, смотрели прямо на него. В них не было мольбы, только холодный расчет и отчаяние загнанного зверя. — Эй, — прошептала она едва слышно. Губы ее были потрескавшимися. Рамзес оглянулся на спящего Юсуфа. Тот лежал неподвижно, накрыв лицо краем тюрбана. — Молчи, — шикнул Рамзес. — Если разбудишь их, нас обоих забьют. — Пожалуйста, — девушка опустила взгляд, словно испуганная. — Я просто хочу знать... ты тоже их пленник? Или ты с ними? Она говорила осторожно, подбирая слова. — Это не имеет значения. Спи. Девушка замолчала на мгновение, потом вздохнула, словно смирившись. — Ты едешь в Аш-Шамс, да? — продолжила она тише, почти извиняющимся тоном. — Мой отец был торговцем. Он знал многих работорговцев. Юсуф... он убивает проводников перед городом, чтобы забрать их имущество. Мой отец предупреждал меня о таких людях. Рамзес знал это. Подозрение грызло его с момента встречи. Слова девушки лишь подтвердили то, что он боялся признать. — Чего ты хочешь? — спросил он, чуть наклонившись к ней. — Помоги мне, — прошептала она, глядя куда-то в сторону, избегая его взгляда. — Разрежь веревки на руках. Я не прошу тебя освобождать остальных, они слишком слабы. Но если ты поможешь мне... — И что потом? Умереть в пустыне вдвоем? У меня почти нет воды. Девушка помолчала, потом осторожно продолжила: — Отец возил товар из гор на востоке. Он рассказывал мне про тропы, которые идут в Персию через перевалы. Я запомнила его рассказы, думала, что они никогда не пригодятся... Она замолчала, словно ей было больно вспоминать. Рамзес замер. Персия. Это было его целью. Путь через Аш-Шамс был долгим, дорогим и опасным. Но горы... — Ты врешь, — сказал он неуверенно. — Откуда здесь горы? — Я не вру, — девушка подняла на него глаза, в которых читалась просьба поверить. — Два дня на северо-восток. Черные скалы. Отец показывал мне направление, когда я была маленькой. Там есть источники. Отец называл их "слезами камня". Я помню, как туда добраться. Она говорила медленно, словно пыталась вспомнить детали, которые давно забыла. Она протянула к нему руки, связанные грубой веревкой поверх цепи. Цепь была длинной, соединяющей ошейники, но руки были спутаны отдельно. Если разрезать путы, она сможет двигаться быстрее, а цепь... замок был на коле. — Может быть, — девушка посмотрела на кол, потом снова на него, — может быть, если мы возьмем верблюда, то сможем выдернуть кол из песка. Я не знаю, получится ли, но... Она замолчала, ожидая его реакции. В ее голосе не было уверенности, только осторожная надежда. Это было безумие. Сулейман предупреждал: не доверяй никому. Чужая жизнь, не твоя забота. Но Юсуф, это верная смерть или рабство. Рамзес посмотрел на спящих бандитов. Один из них всхрапнул и перевернулся на другой бок. Собака, привязанная у крайнего верблюда, подняла голову и тихо зарычала, но тут же успокоилась, узнав запах охранника. — Если ты солгала про источники... — начал Рамез. — То мы умрем вместе, — закончила она жестко. — Лучше так, чем в гареме толстого купца в Аш-Шамсе. Мгновение растянулось в вечность. Рамзес чувствовал, как бешено колотится его сердце, ударяясь о ребра, словно птица в клетке. Сейчас решалась его судьба. Остаться терпилой и надеяться на чудо или рискнуть всем? Он медленно выдохнул и подполз ближе. Лезвие ножа, подаренного Сулейманом, легко вошло в волокна веревки на запястьях девушки. Один рез, второй. Путы упали. Девушка потерла запястья, закусив губу от боли, хотя кожа была содрана до мяса. — Цепь? — одними губами спросил он. Она покачала головой, потом прошептала: — Попробую обмотать ее вокруг пояса. Мать говорила, что так делают беглые рабы в горах. Может быть, получится не звенеть. В ее голосе слышалась неуверенность, словно она сама не знала, сработает ли это. Рамзес кивнул. Он поднялся, стараясь не хрустнуть суставами. Каждый звук казался пушечным выстрелом в тишине ночи. Он медленно двинулся к своему верблюду, который лежал с краю круга. Животное знало его запах и не должно было зашуметь. Девушка тенью скользнула за ним, прижимая звенья цепи к животу, чтобы не звякнули. Рамзес отвязал два бурдюка с водой от седел бандитов. Дерзкая кража, но без воды побег не имел смысла. Он аккуратно приторочил их к седлу своего зверя. Верблюд недовольно фыркнул, когда Рамзес заставил его подняться. Животное встало, качнувшись. Скрипнула кожа седла. В лагере стало тихо. Слишком тихо. Даже храп прекратился. Рамзес замер, держа поводья. Девушка уже вскарабкалась на спину верблюда позади седла. Нужно было только запрыгнуть и дать шпоры. Внезапно собака залаяла. Резко, визгливо, разрывая ночную тишину. — Стоять! — рявкнул голос Юсуфа за спиной. Рамзес не стал оборачиваться. Он рванулся в седло, не попадая ногой в стремя, подтягиваясь на руках. Верблюд, испуганный криком и лаем, дернулся вперед. — Держи их! — заорал кто-то еще. Рамзес ударил верблюда пятками, изо всех сил, вкладывая в удар весь свой страх. Животное взревело и сорвалось с места, поднимая тучу песка. Позади раздался свист, и что-то тяжелое ударилось о круп верблюда, но тот лишь ускорился. Ночь превратилась в хаос. Ветер засвистел в ушах, смешиваясь с проклятиями бандитов и топотом погони, которая уже начиналась за их спинами.