# Глава 7: Бегство Пятки врезались в бока чужого животного с той силой, на которую только способны отчаянные, слабые ноги. Верблюд взревел, негодующе дернув длинной шеей, и сорвался с места, едва не вывихнув себе суставы. Рывок едва не выбросил самого Рамзеса из седла. Пришлось вцепиться в жесткую луку, пока мир вокруг превратился в смазанное пятно из темноты и ветра. Позади, где остался угасающий костер и разъяренные люди Юсуфа, поднялся шум. Крики звучали глухо, пробиваясь сквозь свист воздуха в ушах, но их смысл не требовал перевода. Ругательства мешались с лязгом металла. Кто-то пнул спящую собаку, и та перешла с рычания на захлебывающийся лай, который резал ночную тишину острее ножа. — Быстрее! — прошипела девушка за спиной. Она прижималась к нему спиной, нет, скорее вжималась всем телом, пытаясь стать меньше. Холодные звенья цепи, которую она намотала вокруг талии, больно давили Рамзесу в поясницу при каждом скачке верблюда. Животное неслось галопом, что для корабля пустыни было противоестественным и опасным аллюром в темноте. Копыта стучали по земле, заставляя позвоночник гудеть от тряски. Рамзес не оглядывался, понимая, что оглядываться означало терять время и равновесие. Он пригнулся ниже к шее зверя, пытаясь угадать рельеф впереди, хотя глаза слезились от ветра настолько сильно, что видел он мало. — Вправо! Там низина! — крикнула девушка ему прямо в ухо. Дернув повод, он заставил верблюда сменить курс. Влетев в ложбину, они оказались между дюнами, тени которых поднимались выше по бокам и скрывали их от горизонта. Лай собаки звучал то ближе, то дальше, разносимый эхом. Люди Юсуфа, вероятно, уже были в седлах. Эти стервятники умели собираться быстро. Сердце в груди Рамзеса сбилось с ритма еще на старте. Теперь оно колотилось где-то в горле, тяжело и бесполезно пропуская удары. Дыхания не хватало. Если бы не страх, заставляющий организм выжимать последние резервы, он бы уже сполз на песок. Вцепившись в поводья, он заставлял себя думать не о боли в груди, а о том, как удержаться. Верблюд споткнулся, но устоял, продолжив бег. Песок под копытами сменился чем-то более твердым. Каменистая россыпь. Это было хорошо, следы здесь читать труднее, но и бежать опаснее. — Как тебя зовут? — выдохнул Рамзес между толчками. — Лейла, — бросила она коротко. — Хотя в темноте имена не имеют значения. — Они отстают? — выдохнул Рамзес, когда животное немного сбавило темп, переходя на тяжелую, размашистую рысь. Когда она повернула голову, ее волосы хлестнули Рамзеса по щеке. — Вижу факелы, — сказала она сухо, без паники. — Два... нет, три огня. Они идут по следу, но собака, кажется, потеряла запах на ветру. Ветер здесь, в низине, гулял хаотично, закручивая пыльные вихри. Это играло им на руку. Они ехали еще около часа, не сбавляя хода. Верблюд дышал тяжело, с хрипом выталкивая воздух из легких. Рамзес понимал, что загоняет животное, но выбор стоял простой: либо смерть верблюда, либо их собственная. Жалость к скотине в список доступных эмоций не входила. Небо на востоке начало сереть, когда впереди выросли силуэты скал. Но это не был ни Зуб ни тот ориентир, о котором говорил Халид. Это был настоящий лабиринт из выветренных останцев, торчащих из земли, словно кости древних гигантов. Нагромождения камня, узкие проходы и тупики. Идеальное место, чтобы спрятаться. Или чтобы попасть в ловушку. Рамзес направил верблюда в первую же расщелину. Эхо копыт здесь стало громче, отражаясь от стен. — Тише, — скомандовал он, натягивая поводья. — Шумят как стадо слонов. Зверь перешел на шаг, пока его бока вздымались и блестели от мыльной пены. Они углубились в лабиринт, петляя между нависающими глыбами песчаника. Рамзес старался выбирать участки, где ветер намел песок на камень, чтобы скрыть следы, но удавалось это не всегда. Звуки погони стихли. Либо преследователи потеряли их в предрассветной мгле, либо остановились, чтобы перегруппироваться. Юсуф не был дураком, лезть в скалы вслепую он бы не стал. Внезапно верблюд издал странный, булькающий звук. Передние ноги животного подогнулись, словно из них вынули кости. Рамзес не успел среагировать. Мир перевернулся. Удар о землю вышиб из него дух, протащив пару локтей по жесткому крошеву камней. Он лежал, хватая ртом воздух, глядя на светлеющую полоску неба между скалами. Рядом возилась Лейла. Она упала удачнее, скатившись с крупа в мягкий нанос песка у стены. Верблюд не пытался встать. Он лежал на боку, вытянув шею, и из ноздрей шла розоватая пена, которая пузырилась при каждом слабом выдохе. Глаза животного закатились, показывая белки. Грудная клетка поднималась и опускалась неровно, с хрипом, как будто каждый вдох причинял боль. Животное издало тихий стон, который звучал почти по-человечески. — Вставай, — прохрипел Рамзес, обращаясь то ли к себе, то ли к верблюду. — Вставай же... Он поднялся, морщась от боли в ушибленном плече. Подошел к зверю, опустившись на колени рядом. Верблюд дышал все реже. Рамзес положил ладонь на влажную шею животного и почувствовал, как под кожей дрожат мышцы. Зверь умирал. Лейла уже была там. Она деловито ощупывала бурдюки с водой, притороченные к седлу. — Сдох, — констатировала она. В ее голосе не было ни капли жалости. Рамзес смотрел на неподвижные глаза верблюда. Животное служило кому-то, наверное, годами, таскало грузы по пустыне, терпеливо шло через жару. Лейла быстро отвязала воду. Рамзес убрал руку с шеи верблюда и медленно поднялся. Это был их билет отсюда, и теперь он был аннулирован. Пешая прогулка по пустыне, это совсем другой вид спорта, в котором у него не было шансов на медаль. — Забирай мясо, если есть чем отрезать, — сказала Лейла, перекидывая через плечо ремень одного из бурдюков. — Хотя нет, времени нет. Юсуф найдет труп к полудню, по птицам. Рамзес покачал головой. — Еда у меня в сумке. Идем. Он забрал свой мешок и второй бурдюк. Вода булькала внутри. Приятный звук, но тяжесть сразу легла на плечи. Верблюд так и остался лежать памятником их спешке, один среди скал, где его найдут стервятники к полудню. Они двинулись пешком, петляя между скал. Лейла шла впереди, уверенно выбирая дорогу, словно читала невидимые знаки на камнях. Ее цепь, все еще обмотанная вокруг талии под грязным платьем, тихо звякала при резких движениях, но она придерживала звенья рукой. — Откуда ты знаешь путь? — спросил Рамзес, когда дыхание немного выровнялось. Ему нужно было отвлечься от боли в груди. Лейла не замедлила шаг. — Я говорила. Отец водил здесь караваны. — Контрабандист? — Торговец, который не любил платить налоги персидским наместникам, — поправила она. — Он называл эти тропы «мышиными норами». Здесь можно пройти только пешком или на муле, верблюды застревают или ломают ноги. Она остановилась у развилки, где два прохода казались одинаково узкими и мрачными. Лейла провела рукой по шершавому камню, словно здороваясь с ним. — Видишь? — она указала пальцем на едва заметную выбоину на уровне глаз. — Это метка зубилом. Старая, лет десять ей, не меньше. Нам туда. Рамзес присмотрелся. Действительно, углубление казалось рукотворным, хотя время и песок почти стерли грани. Они свернули в левый проход. Солнце наконец показалось над горизонтом, мгновенно заливая скальный лабиринт ослепительным светом и жаром. Тени стали резкими и чернильными. Воздух начал дрожать. Рамзес сделал глоток теплой воды, стараясь не думать о том, на сколько ее хватит. — Отец брал меня с собой с семи лет, — вдруг продолжила Лейла, не оборачиваясь. — Говорил, что девочка в караване вызывает меньше подозрений у патрулей. Если нас останавливали, он говорил, что везет дочь к целителю в горы. Солдаты обычно ленивы, им не хотелось обыскивать тюки с вонючей шерстью, если рядом плакал ребенок. — Ты плакала по команде? — Я плакала, потому что хотела пить, или мне было жарко, или просто ненавидела отца за то, что он таскает меня по этому аду, — она усмехнулась. — Но работало безотказно. Она шла быстро, несмотря на свои босые ноги и явно долгое нахождение в плену. Рамзес едва поспевал. Его сандалии скользили по осыпям. — Нужно держаться северо-востока, — пробормотала она, сверяясь с положением солнца. — Смотри под ноги. Ищи зеленый налет на камнях в тени. — Мох? В пустыне? — В глубоких трещинах. Здесь вода подходит близко к поверхности. Скалы работают как губка, собирая ночную росу и влагу из недр. Если увидишь мохб, значит, мы на верном пути к «Трем сестрам». Через час Рамзес действительно увидел это. В глубокой трещине у основания скалы камень был покрыт грязно-бурым налетом. Если поскрести ногтем, под пылью открывалась слабая зелень. Жизнь, цепляющаяся за камень вопреки всему. Это внушало странное уважение. Он шел молча, экономя силы. Грудь болела привычной тупой болью, словно кто-то положил туда тяжелый камень. Рамзес знал этот симптом. Сердце предупреждало, что лимит нагрузок исчерпан. Но остановиться значило умереть. — Вон они, — голос Лейлы вывел его из оцепенения. Она стояла на возвышении, указывая рукой вдаль. Рамзес, тяжело дыша, взобрался к ней. Впереди скальный лабиринт обрывался, переходя в наклонное плато, усеянное валунами. А за ним, на горизонте, поднимались три остроконечные вершины. Они выглядели как зазубренные наконечники копий, пронзающие белесое небо. — Три сестры, — сказала Лейла. — Или «Зубы дракона», как их называли бедуины. Источник там, у подножия средней вершины. — Далеко? — Если не будем жалеть ног, полдня. Если будем ползти, то до ночи не доберемся. Она посмотрела на Рамзеса оценивающе. Ее темные глаза задержались на его лице, которое, вероятно, было бледнее полотна, несмотря на загар. — Ты выглядишь так, будто сейчас упадешь рядом с тем верблюдом, — заметила она. — Я дойду, — огрызнулся Рамзес. Жалость или сомнение в его силах сейчас раздражали больше всего. — Веди. Путь через плато был пыткой. Солнце поднялось в зенит, превращая камни в раскаленные сковородки. Воздух обжигал легкие. Каждый шаг давался с боем. Рамзес отключил мысли, превратившись в механизм по перестановке ног. Левая, правая. Вдох, выдох. Не падать. Лейла шла ровно, словно родилась из этого жара. Иногда она останавливалась, поджидая его, давала сделать глоток воды и снова устремлялась вперед. Она была похожа на ящерицу. Быстрая, жесткая, лишенная лишних движений. К середине дня они вошли в узкое ущелье между скалами, ведущее к подножию вершин. Здесь была тень. Благословенная, прохладная тень, температура в которой упала градусов на десять. Рамзес привалился к стене, чувствуя, как камень холодит горячую кожу через ткань. — Почти пришли, — сказала Лейла. Она прошла еще сотню шагов и свернула за огромный обломок скалы, перекрывающий проход. Рамзес последовал за ней. За валуном открылась небольшая ниша. Из расщелины в стене, сочилась вода. Это не был водопад и даже не ручей. Просто камень «плакал», выпуская влагу, которая стекала тонкой струйкой в естественную каменную чашу внизу. Вокруг чаши росла чахлая трава. Лейла упала на колени перед чашей и, сложив ладони лодочкой, начала пить. Жадно, расплескивая воду на лицо и шею. Рамзес опустился рядом. Он пил осторожнее, помня, что нельзя заливать пустой желудок сразу большим количеством холодной воды. Вкус у воды был минеральным, солоноватым, но для него это был нектар богов. Напившись, они наполнили бурдюки. Уровень воды в чаше упал, но струйка продолжала бежать, обещая, что к вечеру чаша снова наполнится. — Выше, — Лейла кивнула на тропу, уходящую серпантином вверх по склону ущелья. — Там есть место для ночлега. Старый караван-сарай. — Зачем подниматься? Останемся у воды. — Здесь мы как на ладони, если кто-то войдет в ущелье. Сверху обзор лучше, и есть стены. Рамзес не стал спорить. Логика в ее словах была железной. Они начали подъем. Тропа была старой, во многих местах осыпавшейся, но кладка, укрепляющая край обрыва, все еще держалась, свидетельствуя о мастерстве древних строителей. Караван-сарай показался через полчаса. Это было громкое название для того, что от него осталось. Три стены из грубо отесанного камня, прильнувшие к скале. Крыша давно обвалилась, но внутри было расчищенное пространство, защищенное от ветра. В центре виднелось старое кострище, полное золы, оставленной, вероятно, годы назад. Они бросили вещи в углу, где тень была самой густой. Рамзес сел, прислонившись спиной к кладке, и вытянул гудящие ноги. Сердце постепенно успокаивалось, возвращаясь в привычный, хоть и неправильный ритм. Лейла прошлась по периметру, заглядывая в бойницы. — Чисто, — сказала она. — Сюда никто не ходит. Торговые пути сместились на юг сто лет назад. Она села напротив него, скрестив ноги. Теперь, при свете дня, он мог разглядеть ее лучше. Худое лицо с острыми скулами, грязные волосы, спутанные в колтуны, ссадины на запястьях от веревок. Но глаза были живыми, и даже цепкими. В них не было страха ни капли. — Мы оторвались, — сказал Рамзес. — Пока да. Юсуф не знает этой тропы. Он погонит своих людей по широкому ущелью, в обход. Потеряет день. Она достала из складок одежды кусок лепешки, который успела стащить еще в лагере, разломила его пополам и бросила половину Рамзесу. Он поймал сухой хлеб. — Что дальше? — спросил он, жуя жесткое тесто. Лейла посмотрела на вершины гор, за которыми угадывались еще более высокие пики. — Наши пути расходятся здесь, копт. Рамзес перестал жевать. — Ты говорила, что знаешь перевал в Персию. — Я знаю перевал, — кивнула она. — Но я туда не пойду. У меня есть дядя в деревне Айн-эль-Тур, это два дня пути на запад по горным хребтам. Там безопасно. Там мой дом. А Персия... мне там делать нечего. — Мы договаривались... — начал было Рамзес, ощущая поднимающуюся волну злости. — Мы договаривались сбежать, — перебила она жестко. — Мы сбежали. Ты свободен, я свободна. Я не нанималась к тебе в проводники. Она говорила спокойно, без вызова, просто констатируя факты. И Рамзес понял, что спорить бесполезно. Он не мог заставить ее. Силой? Смешно. Она знала эти горы, а он едва держался на ногах. — Хорошо, — сказал он, проглотив кусок лепешки вместе с обидой. — Как мне идти? Лейла пальцем начертила на пыльном полу караван-сарая линию. — Видишь ту седловину между второй и третьей вершиной? Тропа идет туда. Она узкая, местами завалена камнями, но пройти можно. За перевалом начнется спуск в долину Красных Камней. Там есть река. Иди вдоль реки на восток. Через пять дней выйдешь к первому персидскому посту. Она подняла на него глаза. — Не сворачивай с тропы, даже если покажется, что есть путь короче. В горах короткий путь, это всегда путь вниз, в пропасть. И береги воду. Следующий источник только в долине. — Пять дней, — повторил Рамзес. В бурдюках воды было максимум на три, если очень экономить. — Если пойдешь быстро, успеешь за четыре, — пожала плечами Лейла, вставая. — Но с твоим дыханием... молись своим богам. Она затянула пояс потуже, проверила узел на своем бурдюке. Сборы были короткими. У нее ничего не было, кроме украденной воды и собственной жизни, которую она ценила выше любого золота. — Нож у тебя есть, — сказала она, кивнув на пояс Рамзеса. — На перевале водятся барсы, но они нападают редко. Бойся людей, если встретишь. В этих горах честные люди не ходят. — Спасибо и на этом, — буркнул Рамзес. Лейла подошла к выходу из разрушенного строения. Она задержалась на мгновение, обернувшись. На секунду в ее взгляде промелькнуло что-то похожее на сочувствие, или, может быть, просто оценка; дойдет ли этот странный египтянин, или станет мясом для стервятников? — Не умирай там, копт, — бросила она. — Ппортить статистику. Она коротко кивнула, развернулась и шагнула за порог. Ее фигура мелькнула в проеме и исчезла за поворотом скалы, направляясь на запад, прочь от перевала и от Персии. Звук ее шагов стих почти мгновенно, поглощенный величием гор. Рамзес остался сидеть у стены. Тишина навалилась на него тяжелым одеялом. Он был один. Снова. С двумя бурдюками воды, ножом и призрачной надеждой на какой-то Китай, лежащий за тысячами лиг от этой груды камней. Он посмотрел на нарисованную в пыли карту. Простая линия, ведущая в куда-то там. Он провел по ней пальцем, стирая. План был простым: встать и идти. Как всегда впрочем.