Глава 3: Вопрос пространственной оптимизации Через две недели балкон превратился в биологическое хранилище, которое больше не вмещало новые поступления. Пакеты лежали слоями, и даже тройная упаковка не справлялась с запахом. Я открыл балконную дверь утром и понял, что достиг критической точки. Воздух там был плотным и тяжелым, будто материализовался в отдельную субстанцию. Коричневая собака стояла в коридоре и смотрела на меня с обычным равнодушием. Остальные семь избегали даже приближаться к балкону, но она сохраняла философское спокойствие по отношению к последствиям своих действий. Собственно, именно она создала эту проблему, хотя винить животное за следование естественным инстинктам было бы странно. Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Проблема требовала решения, но какого именно — пока не понимал. Вывозить все это сразу было рискованно. Петр Васильевич за последние две недели стал еще более бдительным. Он установил еще одну камеру в коридоре, теперь их было три. Покрытие стало почти полным, слепых зон практически не осталось. Локк писал о естественном праве на собственность, которое возникает через труд. Я вложил труд в сбор и упаковку этого материала, следовательно, имел полное право распоряжаться им по собственному усмотрению. Вопрос был только в том, где именно хранить результаты своего труда, когда собственное пространство исчерпано. Идея пришла внезапно, когда я смотрел в окно на балкон Петра Васильевича этажом ниже. Его балкон был пустым и аккуратным, там стояли только два стула и маленький столик. Много свободного места, которое не использовалось для чего-то важного. По сути, это было неэффективное распределение ресурсов в масштабах здания. Маркс говорил о справедливом распределении средств производства, а балкон Петра Васильевича был средством хранения, которое простаивало без дела. Я же испытывал острую нехватку складских площадей. Логика подсказывала, что перераспределение будет справедливым решением возникшей проблемы. Технически задача выглядела сложнее, чем просто положить пакет у двери. Балкон находился этажом ниже, доступ к нему был только через его квартиру или снаружи. Через квартиру исключалось сразу. Снаружи оставался единственным вариантом, но это требовало спуска с моего балкона на его, что само по себе было опасным предприятием. Я вышел на свой балкон, зажав нос рукой. Посмотрел вниз. Расстояние было метра три, может чуть больше. Перила моего балкона находились прямо над его балконом, смещение было минимальным. Теоретически можно было спустить пакет на веревке, но это выглядело слишком заметно для соседей из других окон. Аристотель учил, что добродетель находится посередине между крайностями. Крайность первая — ничего не делать и задохнуться в собственной квартире от запаха. Крайность вторая — сбросить все пакеты разом прямо на балкон Петра Васильевича, создав очевидное доказательство. Середина — постепенное и аккуратное размещение материала таким образом, чтобы сосед не сразу обнаружил источник проблемы. План начал формироваться. Нужна была веревка, достаточно прочная, чтобы выдержать вес пакета. Пакеты следовало спускать по одному, в то время когда Петр Васильевич точно находится не дома. Размещать их нужно было в углу балкона, за стульями, чтобы они не бросались в глаза сразу. Я нашел в кладовке старую бельевую веревку, которая валялась там с момента переезда. Проверил прочность — вроде нормально, хотя для полной уверенности стоило проверить с нагрузкой. Взял один из пакетов полегче, привязал к веревке и спустил с балкона, держа другой конец. Пакет качался на ветру, но веревка держала без проблем. Поднял обратно и начал планировать операцию. Петр Васильевич обычно уходил в магазин около двенадцати, возвращался через полчаса. Этого времени должно хватить на спуск нескольких пакетов. Главное было убедиться, что он действительно ушел, а не просто вышел в подъезд проверить камеры. Следующие несколько дней я наблюдал за его распорядком более тщательно. Записывал точное время выхода и возвращения. Обращал внимание на то, что он покупал — если возвращался с тяжелыми сумками, значит закупался серьезно и вряд ли пойдет в магазин снова в ближайшие дни. Коричневая собака за это время выдала еще шесть порций. Балкон окончательно превратился в непригодное для использования пространство. Я даже перестал открывать туда дверь, потому что запах мгновенно распространялся по всей квартире. Остальные собаки обходили балконную дверь на расстоянии метра, будто там было что-то опасное. В среду Петр Васильевич ушел ровно в двенадцать, как обычно. Я выждал пять минут, чтобы убедиться, что он не вернется за забытым кошельком или ключами. Потом быстро вышел на балкон с веревкой и первым пакетом. Привязал пакет к веревке, проверил узел дважды. Перегнулся через перила и начал аккуратно спускать груз вниз. Веревка была длинной, метров пять, так что до его балкона хватало с запасом. Пакет медленно опускался, покачиваясь от легкого ветра. Когда он достиг уровня его балкона, я немного качнул веревку, чтобы переместить пакет к углу, за стулья. Несколько попыток, и пакет оказался примерно там, где нужно. Аккуратно положил его на пол балкона, потянув веревку в нужную сторону, потом отвязал веревку и быстро поднял ее обратно. Один пакет доставлен. Осталось еще двадцать с чем-то. Спенсер писал о выживании наиболее приспособленных, и в данной ситуации я адаптировался к обстоятельствам лучше, чем Петр Васильевич. Он установил камеры в подъезде, но не подумал о вертикальном векторе атаки. Его балкон был уязвим, а у меня имелась веревка и достаточное количество материала для реализации плана. Взял второй пакет, повторил процедуру. Спуск прошел быстрее, потому что я уже понимал, как управлять веревкой, чтобы пакет не болтался слишком сильно. Разместил его рядом с первым, за теми же стульями. Третий пакет. Четвертый. С каждым разом операция становилась более отлаженной. Я даже начал получать что-то вроде удовлетворения от процесса — механическое повторение действий, которые приносили ощутимый результат. Балкон постепенно освобождался, а проблема перемещалась в более подходящее место. На пятом пакете веревка зацепилась за край его перил. Пришлось дергать ее несколько раз, чтобы освободить. Пакет при этом качнулся сильнее обычного и едва не упал мимо балкона вниз во двор. Я замер на секунду, представив, как он летит вниз и разбивается о землю перед подъездом. Это был бы конец всей операции и начало серьезных проблем. Но пакет удержался на веревке. Я аккуратно подтянул его обратно, успокоил дыхание и повторил спуск более осторожно. На этот раз все прошло гладко. Паскаль говорил о том, что человек — это мыслящий тростник, хрупкий, но способный к рациональным решениям. Я был тростником, который спускал пакеты с собачьим дерьмом на чужой балкон, используя примитивную систему веревок. Хрупкость ситуации была очевидна — одна ошибка, и все разваливалось. Но рациональность плана компенсировала риски. Шестой пакет. Седьмой. Восемь. Время шло, и я начал нервничать. Петр Васильевич обычно возвращался через полчаса, а прошло уже минут двадцать пять. Оставалось еще пятнадцать пакетов на балконе, но рисковать встречей не хотелось. Решил остановиться на восьми пакетах. Это уже был неплохой результат, балкон стал менее заполненным, а у Петра Васильевича появилась новая головная боль, о которой он пока не подозревал. Быстро смотал веревку, вернулся в квартиру и закрыл балконную дверь. Через минуту услышал, как входная дверь соседа открывается. Он вернулся из магазина. Шаги в его квартире, звук закрывающейся двери, тишина. Идеальный тайминг. На следующий день я повторил операцию. Петр Васильевич снова ушел в двенадцать, и у меня было полчаса на спуск оставшихся пакетов. На этот раз я работал быстрее, уже набил руку в управлении веревкой. Девятый пакет спустился без проблем. Десятый тоже. Одиннадцатый зацепился за перила, но я быстро его освободил, даже не замедляя темп. Двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый — все шло гладко, как отработанная производственная линия. Фордизм — система массового производства через стандартизацию процессов. Я применял те же принципы к спуску биологических отходов на соседский балкон. Каждое действие было выверено и повторяемо. Привязать, спустить, разместить, отвязать, поднять. Цикл занимал около двух минут на один пакет. Пятнадцатый пакет был последним из старых запасов. Я спустил его и почувствовал облегчение. Балкон наконец-то освободился, запах стал менее интенсивным, хотя полностью не исчез. Проветривание займет еще несколько дней, но главное — проблема хранения была решена. Вернулся в квартиру и посмотрел на Коричневую собаку, которая лежала на диване с видом полной невинности. Она не понимала, какой сложный логистический процесс разворачивался из-за ее физиологических особенностей. Просто жила и производила материал, а я занимался его распределением в пространстве. Бентам учил о максимизации счастья для наибольшего числа людей. Моё счастье увеличилось, потому что балкон освободился. Счастье Петра Васильевича уменьшится, когда он обнаружит новые элементы на своем балконе. Счастье собак осталось на том же уровне, потому что им было все равно. В сумме получался нулевой результат, что вполне соответствовало принципу баланса. Следующие несколько дней прошли спокойно. Коричневая собака продолжала гадить где попало, но теперь у меня было решение проблемы хранения. Каждое утро я собирал свежий материал, упаковывал и складывал в углу комнаты, ожидая удобного момента для спуска. Петр Васильевич пока не обнаружил новые элементы на своем балконе. Видимо, он редко туда выходил, особенно в холодную погоду. Это работало в мою пользу — чем позже он найдет пакеты, тем сложнее будет определить, когда именно они там появились. В пятницу утром я собрал три новых пакета и решил спустить их сразу, не дожидаясь накопления большего количества. Регулярная утилизация была эффективнее массового сброса. Петр Васильевич ушел в магазин, и я повторил знакомую процедуру. Первый пакет спустился быстро. Второй тоже. Но когда я опускал третий, увидел, как дверь на его балкон начала открываться. Время замедлилось. Пакет висел на веревке примерно на середине расстояния между моим и его балконом. Слишком низко, чтобы быстро поднять обратно. Слишком высоко, чтобы Петр Васильевич не заметил при выходе на балкон. Я замер. Дверь открылась шире. Петр Васильевич не выходил, возможно, что-то проверял или просто открыл для проветривания. Пакет медленно качался на ветру, словно маятник, отсчитывающий секунды до неминуемого обнаружения. Декарт сомневался во всем, кроме факта собственного мышления. Я не сомневался в том, что сейчас думаю о возможных последствиях, если Петр Васильевич поднимет голову и увидит висящий над его балконом пакет. Вопрос был в том, насколько вероятным было такое развитие событий. Дверь оставалась открытой. Пакет продолжал качаться. Мои руки держали веревку, но двигаться я не решался — любое движение могло привлечь внимание. Оставалось только ждать и надеяться, что сосед не выйдет полностью на балкон. Секунд тридцать прошло в абсолютной неподвижности. Потом дверь на его балконе начала закрываться. Медленно, будто специально создавая дополнительное напряжение. Закрылась полностью. Я выдохнул и быстро начал спускать пакет до конца. Руки дрожали от адреналина, и веревка немного скользила в ладонях. Пакет достиг его балкона, и я разместил его за стульями, как обычно. Отвязал веревку, поднял ее обратно и ушел в квартиру. Это было слишком близко к провалу. Нужно было быть осторожнее с таймингом. Возможно, стоило проверять не только когда он выходит из квартиры, но и прислушиваться к звукам в его квартире, чтобы понимать, где именно он находится. Гераклит говорил, что война — отец всего, и конфликт движет развитием. Противостояние с Петром Васильевичем заставляло меня развивать новые навыки — наблюдательность, планирование, координацию движений. Я становился более эффективным в решении логистических задач благодаря необходимости скрывать свои действия. В субботу утром Коричневая собака выдала две порции за раз. Я смотрел на это и думал о производительности труда. Если бы она была человеком на заводе, ее бы премировали за перевыполнение плана. Но поскольку она была собакой, ее достижения создавали мне дополнительную работу. Упаковал обе порции и положил к остальным в углу. Накопилось уже четыре пакета, что требовало скорой утилизации, но Петр Васильевич в субботу обычно никуда не выходил до обеда. Пришлось ждать. Около часа дня он наконец вышел из квартиры. Я услышал звук закрывающейся двери и шаги по лестнице вниз. Подождал еще пять минут для уверенности, потом вышел на балкон с веревкой и всеми четырьмя пакетами. Операция прошла без сбоев. Четыре пакета за двенадцать минут — новый личный рекорд. Я совершенствовал технику с каждым разом. Движения стали более плавными, узлы вязались быстрее, размещение на его балконе требовало меньше корректировок. Тейлор разработал научную организацию труда, где каждое движение рабочего оптимизировалось для максимальной эффективности. Я применял те же принципы к спуску пакетов с экскрементами. Лишние движения устранялись, последовательность действий совершенствовалась, время на каждый цикл сокращалось. Вернулся в квартиру и посмотрел на освободившийся угол. Балкон теперь был полностью пуст и доступен для нормального использования. Запах почти исчез после нескольких дней проветривания. Проблема хранения была решена элегантным способом, который не требовал прямого конфликта с соседом. Коричневая собака подошла ко мне и посмотрела с обычным равнодушием. Возможно, она оценивала, насколько эффективно я справляюсь с последствиями ее действий. Или просто хотела есть. С собаками сложно было понять истинные мотивы. В воскресенье утром я услышал крик из квартиры этажом ниже. Петр Васильевич явно обнаружил новые элементы на своем балконе. Крик был долгим и выразительным, полным негодования и непонимания того, как это вообще могло произойти. Я стоял у окна и слушал. Через несколько минут сосед вышел в подъезд и начал стучать в двери других квартир. Видимо, решил провести расследование, опрашивая всех жильцов. Логичная стратегия, хотя и бесполезная, потому что никто ничего не видел. До моей двери он добрался минут через двадцать. Три резких удара, потом пауза, потом еще три. Я открыл дверь и изобразил удивление. — Что случилось, Петр Васильевич? Он стоял с красным лицом, тяжело дыша. — На моем балконе... там... кто-то подбросил... — он не мог подобрать слова, будто сама ситуация была за гранью возможного описания. — Подбросил что? — я старался выглядеть заинтересованным, но не слишком. — Собачье... дерьмо! Целая куча пакетов! На моем балконе! — он почти кричал, аж слюна вылетала изо рта. Я сделал вид, что обдумываю эту информацию. — Странно. Может, кто-то с верхних этажей? Ветром занесло? — Ветром? — он посмотрел на меня, будто я сказал что-то абсурдное. — Они аккуратно сложены за стульями! Ветром так не занесет! — Тогда действительно кто-то специально. Но зачем? — я пожал плечами, демонстрируя полное непонимание мотивов злоумышленника. Петр Васильевич смотрел на меня несколько секунд, будто пытался определить, говорю ли я правду. Потом развернулся и пошел к следующей двери. Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Коричневая собака лежала на диване и смотрела на меня. Возможно, она понимала больше, чем казалось. Или просто была голодна. С собаками всегда сложно определить. Юм писал о том, что причинно-следственные связи — это привычка нашего ума, а не объективная реальность. Петр Васильевич пытался установить причину появления пакетов на своем балконе, но его ум не мог связать эту причину со мной, потому что логика подсказывала, что доступ к его балкону был невозможен извне. Привычные паттерны мышления работали в мою пользу. Следующую неделю Петр Васильевич провел в активных поисках виновного. Он установил еще одну камеру, теперь направленную на свой балкон снаружи. Видимо, решил, что злоумышленник может вернуться, и нужно зафиксировать это на видео. Камера висела на стене дома, чуть ниже его балкона, и захватывала всю площадь. Это создавало проблему. Я больше не мог просто спускать пакеты на веревке — камера фиксировала бы все движения. Нужен был новый подход. Я несколько дней обдумывал ситуацию. Камера работала постоянно, судя по красному огоньку, который горел и днем, и ночью. Спуск в темное время суток тоже не давал преимущества, потому что современные камеры имели ночное видение. Хотя он сомневался что у Петра Васильевича хватит денег на современную камеру. Фуко говорил о паноптикуме — системе тотального наблюдения, где заключенные не знают, наблюдают ли за ними в данный момент, но вынуждены вести себя так, будто наблюдение ведется постоянно. Петр Васильевич создал свой паноптикум из камер, и я оказался в роли заключенного, который должен был либо подчиниться системе, либо найти слабое место в ней. Слабое место существовало. Камера фиксировала изображение, но кто-то должен был просматривать записи. Петр Васильевич явно не сидел перед монитором двадцать четыре часа в сутки. Он проверял записи периодически, возможно, раз в день или даже реже. Это означало, что короткое появление объекта в кадре могло остаться незамеченным, если происходило в момент, когда он не просматривал запись. Но риск оставался высоким. Нужно было что-то более надежное. Идея пришла, когда я стоял на балконе и смотрел на конструкцию его камеры. Она была закреплена на кронштейне, который позволял ей поворачиваться. Угол обзора захватывал весь балкон, но сама камера находилась в фиксированной точке. Если бы можно было изменить угол ее направления, хотя бы временно, то появилась бы возможность для незаметного спуска пакетов. Проблема была в том, как изменить угол камеры, находясь на своем балконе. Прямой доступ к ней отсутствовал — она висела на стене между этажами, и дотянуться рукой было невозможно. Но веревка у меня была длинная. Я взял веревку и привязал к концу небольшой крючок, который нашел в кладовке. Идея заключалась в том, чтобы зацепить крючком за кронштейн камеры и слегка потянуть, изменив угол ее наклона. Даже небольшое смещение создало бы слепую зону на части балкона. В понедельник утром, когда Петр Васильевич ушел в магазин, я вышел на балкон с веревкой. Опустил крючок вниз, целясь в кронштейн камеры. Первая попытка промахнулась. Вторая тоже. На третьей крючок зацепился за край кронштейна. Медленно потянул веревку. Камера чуть сдвинулась, изменив угол обзора. Теперь она смотрела больше влево, оставляя правую часть балкона вне поля зрения. Этого было достаточно. Быстро взял первый пакет из новой партии, привязал к другой веревке и спустил на свободную от наблюдения часть балкона. Разместил за стульями, как обычно. Отвязал веревку, поднял обратно. Потом аккуратно освободил крючок от кронштейна камеры. Она вернулась в исходное положение. Вся операция заняла около пяти минут. Бэкон писал, что знание — это сила, но в данном случае знание слабых мест системы наблюдения Петра Васильевича давало мне тактическое преимущество. Я знал, как обойти его камеры, следовательно, имел силу продолжать операцию по перераспределению биологических отходов. Следующие несколько дней я повторял эту процедуру. Коричневая собака производила материал, я упаковывал его и спускал на балкон соседа, временно смещая угол обзора камеры. Система работала эффективно, хотя и требовала больше времени и усилий по сравнению с первоначальным методом. В четверг Петр Васильевич снова обнаружил новые пакеты. Я слышал его крик из квартиры этажом ниже. На этот раз он звучал не просто возмущенно, а почти отчаянно. Видимо, сосед начинал понимать, что его система наблюдения не работает так, как задумывалось. Он снова вышел в подъезд, снова начал стучать в двери. Дошел до моей квартиры, постучал с обычной настойчивостью. Я открыл. Петр Васильевич стоял с лицом, выражающим смесь гнева и растерянности. — Опять! На моем балконе опять это... — он махнул рукой, не в силах произнести вслух. — Камера ничего не зафиксировала! Как это возможно? Я покачал головой, изображая сочувствие. — Может, камера неправильно настроена? Или кто-то нашел слепую зону? Он посмотрел на меня подозрительно. — У вас собаки. Восемь собак. Это могут быть их... — он не закончил фразу, но намек был очевиден. — Мои собаки не выходят на балкон, — я соврал без колебаний. — И даже если бы выходили, они не могут спуститься на ваш балкон. Это физически невозможно. Петр Васильевич продолжал смотреть, будто пытался прочитать правду в моем выражении лица. Потом развернулся и ушел, бормоча что-то себе под нос. Я закрыл дверь и подумал о Канте, который учил всегда говорить правду. Но Кант не жил с восемью собаками и назойливым соседом, который устанавливал камеры и писал жалобы. Мораль должна была адаптироваться к обстоятельствам, иначе она теряла практическую ценность. К концу недели на балконе Петра Васильевича накопилось около пятнадцати новых пакетов. Я продолжал регулярные спуски, используя метод смещения камеры. Коричневая собака продолжала производить материал с завидной стабильностью. Проблема хранения была решена окончательно. Мой балкон оставался чистым и пригодным для использования. Балкон Петра Васильевича выполнял функцию склада, о которой он даже не подозревал поначалу. Справедливое распределение пространственных ресурсов достигнуто. В субботу утром я стоял на своем балконе и смотрел вниз. Пакеты были видны даже с моей высоты — аккуратная стопка за стульями, которая росла с каждым днем. Петр Васильевич пока не убирал их, возможно, надеясь, что это поможет в расследовании или послужит доказательством для какой-то жалобы. Коричневая собака вышла на балкон рядом со мной. Она посмотрела вниз, потом на меня, будто оценивая результаты нашей совместной работы. Я производил логистику, она производила материал. Симбиоз, который работал на удивление эффективно. Ницше говорил о воле к власти как основной движущей силе. Моя воля к власти выражалась в способности контролировать пространство и распределять ресурсы согласно собственному видению справедливости. Петр Васильевич тоже имел волю к власти, которая проявлялась через камеры и жалобы. Конфликт двух воль, где пока побеждала более креативная и адаптивная. Я вернулся в комнату и посмотрел на часы. Скоро полдень, а значит, Петр Васильевич выйдет в магазин. У меня было еще три пакета, готовых к спуску. Операция продолжалась, система работала, баланс поддерживался. Взял веревку с крючком, вышел на балкон и приготовился к очередному циклу. Опустил крючок к кронштейну камеры, зацепил с первой попытки, потянул. Камера сдвинулась, открывая слепую зону. Первый пакет спустился быстро. Второй тоже. Когда я опускал третий, услышал, как открывается дверь на балкон Петра Васильевича.