Chapter 1: Ключи в прорезь Она отошла от окна, на стекле остались смутные отпечатки пальцев, там, где она держалась за раму. Было прохладно, даже несмотря на тель-авивское солнце, которое уже начинало припекать. Озноб пробежал по коже, заставляя осознать, что она стоит полностью обнаженная. Бокал с остатками красного вина остался на подоконнике. Это был ее последний жест прощания. Ей не хотелось, чтобы он помнил ее такой, но, наверное, ему было уже совершенно безразлично. Он уехал. Через три года совместной жизни он просто сел в машину и уехал. Это произошло быстро, очень быстро. Даже неожиданно, учитывая, как много он говорил о будущем, о совместных планах. Вчера вечером он обсуждал аренду большей квартиры, говорил, что пора бы уже обзавестись собакой, а утром он просто оставил ее в этом кошмаре. Она развернулась, оглядывая комнату, где еще ощущался его запах, запах его туалетной воды, смешанный с ароматом ее тела, вина и чего-то еще, что теперь казалось просто пылью. Бутылка недопитого Шардоне по-прежнему стояла на обеденном столе, напоминая о неудачном вечере, который должен был быть тихим и уютным, но закончился громом. Громом, который расколол ее жизнь ровно на две части: до его отъезда и после. В этот момент, стоя посреди гостиной, она впервые за утро ощутила ясность. Не было больше слез, только холодная пустота, которая требовала действий. Она направилась в спальню, чувствуя себя странно отстраненной, как будто все это происходило с кем-то другим, а она лишь наблюдатель. Спальня выглядела так же, как и всегда, но теперь это была просто декорация. Его сторона кровати была идеально заправлена, словно он и не ложился туда всю ночь. Ее сторона, наоборот, была смята, свидетельствуя о бессонной ночи, полной молчаливой внутренней борьбы. Она подошла к большому встроенному шкафу, который занимал почти всю стену, и резко распахнула обе створки. Внутри был идеальный порядок – результат ее бухгалтерской скрупулезности, перенесенной из офиса в домашнюю жизнь. Одежда висела, рассортированная по цвету и типу. На самой верхней полке, куда она редко добиралась, лежала черная спортивная сумка. Это была старая, поношенная сумка, купленная еще до их знакомства, которая использовалась только для самых экстренных случаев. Она вздёрнула руку, оттолкнулась носком и, едва дотянувшись, стащила сумку вниз. Сумка тяжело приземлилась на ковер. Внутри ничего не было, только пустая ткань и слабый, застоявшийся запах старого спортзала, который она когда-то посещала. Стоя перед открытым шкафом, где бежевые и серые тона ее офисной жизни смешивались с несколькими яркими платьями, которые он ей покупал, она начала собираться. Время не ждало, и она это понимала. Сейчас важна была только скорость и эффективность. Нельзя было задерживаться. Она достала самый простой комплект одежды: темные джинсы, черную футболку, свитер, который можно было легко упаковать. Складывала все быстро, методично, не тратя времени на то, чтобы аккуратно сложить вещи. Бухгалтер уступил место функции, которая сейчас должна была просто существовать. Следующими на очереди были документы. Она достала ключ от маленького сейфа, спрятанного под стопкой свитеров. Внутри лежали ее паспорт, израильские документы, какие-то банковские выписки, которые могли пригодиться. Все это она без промедления переложила в боковой карман спортивной сумки. Потом очередь косметички. Макияж никогда не был ее сильной стороной – она предпочитала естественность. Она взяла минимальный набор: зубную щетку, небольшие флаконы с шампунем и гелем для душа, крем для лица. Складывать вещи в сумку было легко. Все действия были механическими, позволяющими не думать, не анализировать. Пока она собиралась, перед глазами мелькали фрагменты его лица. Как он сидел на кухне, попивая кофе, как он смеялся. Как он произнес утром эти страшные слова: “Я ухожу. Не могу жить с этим. С твоим прошлым.” Он сказал это с такой холодной отстраненностью, словно говорил о прогнозе погоды, а не о последних трех годах их жизни. Фотографии. Его последним аргументом были фотографии, присланные ему вчера анонимно. Эта боль была острой и тупой одновременно. Она была с ним честна, насколько могла. С самого начала их отношений не было сказано ни слова об эскорте, о тех страшных годах. Это была ее темная тайна, которую она закопала глубоко-глубоко, надеясь, что она никогда не всплывет. Три года она жила в иллюзии, что прошлое умерло. Но прошлое оказалось живучим. Оно всегда возвращается. Закончив со сборами, она застегнула замок на сумке, рывок получился слишком сильным. Сумка была наполнена только самым необходимым, она была невесомой, но в ней содержалась вся ее дальнейшая жизнь. Она повернулась к тумбочке, где лежал ее телефон. Утро было еще ранним, но времени на раздумья не оставалось. Единственный человек, кому она могла это рассказать, кого могла найти, была Леа. Леа была ее единственным настоящим другом, знакомым с тех времен, который понимал все без лишних слов. Она взяла телефон. Экран был ярким. Она нашла номер Леи. Гудки были долгими, тягучими. Она уже собиралась повесить трубку, когда на другом конце провода раздался сонный, немного сиплый голос. “Алло?” “Леа. Привет.” Ее голос прозвучал сдавленно, почти шепотом, она сама его не узнала. “О, Крис, ты уже не спишь? В такую рань,” Леа пыталась шутить, но слышала напряжение в голосе подруги. Потом она замолчала, ожидая. Кристина сжала телефон. Она сделала глубокий вдох. Слова давались с трудом. Было легче просто собрать вещи, чем произнести то, что произошло. “Леа, это я. Ты знаешь, я не стала бы звонить тебе просто так.” “Что случилось? Говори.” Голос Леи мгновенно потерял сонливость, став жестким и требовательным, каким становился всегда, когда на горизонте маячила беда. Кристина зажмурилась. Она почувствовала этот стыд. Он разливался по телу горячей волной, сжимая горло. Даже сейчас, говоря с Леей, которая видела ее в самых разных ситуациях, ей было неловко. “Он ушел.” Тишина повисла в трубке, но Кристина знала, что Леа не бросила трубку. “Я видела это, Крис, видела, что он не тот, с кем ты должна быть. Я говорила тебе. Он слишком... идеальный. Такие быстро ломаются, когда им показывают реальность.” Леа говорила низким, ровным голосом, пытаясь успокоить подругу. “Дело не в идеальности, Леа,” сказала Кристина. Она запнулась, ее переполнял стыд, но она должна была это сказать. Она не могла позволить ему уйти без объяснения. “Он получил... он получил мои... *фотографии*.” Она произнесла слово "фотографии" почти шепотом, на грани слышимости. Стыд был физически ощутим, он бил под дых. Это означало, что ее тайна была раскрыта. Но как только это слово прозвучало, наступило внезапное, горькое облегчение. Это было произнесено, отпущено в мир. Искренность, пусть и вынужденная, оказалась очищающей. “Ах, вот оно что. Я так и думала,” тихо сказала Леа. На секунду ее голос дрогнул, но потом она взяла себя в руки. “Значит, прошлое вернулось. Как всегда. Это было ожидаемо, Крис, ты же понимаешь. Я всегда говорила тебе, что это вопрос времени, когда кто-то захочет сделать тебе больно.” Кристина слушала, ее глаза были закрыты. Слова Леи не были упреком, а констатацией факта, что позволяло ей немного расслабиться. “Я не знаю, что делать. Я сейчас в Тель-Авиве, в нашей квартире,” сказала Кристина. “В *твоей* квартире,” поправила Леа, ее голос был тверд. “Это твоя квартира, Крис. У вас не было совместной собственности. Ты вложила в нее больше, чем он. Не забывай об этом.” “У меня нет сил сейчас думать о судах и разделе имущества, Леа.” “Об этом подумаю я. А ты сейчас… ты где находишься? Ты одна?” Леа явно собиралась взять ситуацию в свои руки, что для Кристины сейчас было самым большим спасением. “Да. Он уехал. Собрал свои вещи и просто уехал. Я стою тут, в спальне, собрала спортивную сумку, только самое необходимое. Я не могу оставаться здесь, Леа.” “Хорошо,” Леа проговорила это слово, словно отдала команду. “Слушай меня внимательно. Я в Хайфе. Можешь приехать ко мне. Я сейчас приеду к тебе, если нужно, но это займет время.” “Нет, нет, не надо,” Кристина прервала ее. Она не хотела, чтобы Леа видела ее в таком состоянии, не хотела, чтобы она приезжала сюда. “Я сама доберусь. Я просто... куда мне идти?” “Хорошо. Я сейчас кое-что придумаю. Дай мне минуту,” Леа замолчала, и Кристина слышала ее тихое дыхание в трубке. Пауза затянулась. Кристина смотрела на спортивную сумку. В ней была вся ее жизнь. Она не представляла, что будет делать дальше. Бухгалтерия? Снова искать работу? Снова возвращаться к тому одиночеству, от которого она сбегала три года назад. “Слушай. У меня есть не просто ночлег,” Леа заговорила, ее голос звучал уже более решительно, в нем слышалась сталь. “Тебе не нужна Хайфа. Хайфа — это полумера. Тебе нужно перезагрузиться, Крис. Полностью. Изменить курс. Ты сейчас слишком близка к этому всему. Израиль слишком маленький.” “Перезагрузка?” Кристина слабо улыбнулась. “Звучит как новая операционная система.” “Именно так,” подтвердила Леа. “Иди к черту со всеми этими воспоминаниями. Тебе нужно уехать отсюда на время. Пусть он думает, что ты исчезла. А ты будешь далеко. Самое лучшее — это Париж.” “Париж?” Кристина была поражена. Идея была совершенно сумасшедшей, но в этом безумии чувствовалась четкая логика. Леа не дала ей опомниться. “У меня там есть друг. Он держит небольшое бистро. Ему нужна помощь. Он знает меня сто лет, он надежный. Ты знаешь французский, ты знаешь, как вести дела. У тебя есть документы. Ты просто уедешь. На пару месяцев. Или год. Сколько потребуется.” “Но… мой багаж? У меня только спортивная сумка. А деньги?” “Наличка у тебя есть? На билеты и первое время?” “Да, есть немного. На всякий случай всегда держу.” “Отлично. Билеты я тебе куплю. Прямо сейчас. Я пришлю тебе детали на телефон. Забудь обо всем здесь. Просто уезжай. Смени обстановку, это тебе всегда помогало. А уж с квартирой и со всем остальным мы разберемся потом. Он увидит, что тебя нет, и будет метаться. А ты будешь в Париже. Это его наказание.” Леа звучала как стратег. Париж. О, Париж! Шанс начать сначала. Не просто переехать в другой город, а полностью сменить континент, культуру, забыть о нем, о фотографиях, о прошедших трех годах. Это было именно то, что нужно. В ее груди что-то дрогнуло, это было не боль, а внезапная решимость. “Я согласна,” сказала Кристина, сама удивляясь своей поспешности. Это было решение, принятое на скорую руку, но она должна была доверять Лее. Леа никогда не ошибалась в таких вещах. “Вот и отлично. Иди в аэропорт. Я забронирую тебе ближайший рейс. Через два часа ты должна быть там. Сейчас я пришлю тебе все, адрес моего друга, его телефон. Все подробности. Ты справишься.” “Спасибо, Леа,” выдохнула Кристина. Это было больше, чем просто слова благодарности. “Просто держись. И позвони мне, как приедешь.” Леа повесила трубку. Кристина опустила телефон, чувствуя невероятный прилив энергии и внезапную ясность. Решение было принято. Она не будет мстить, не будет страдать. Она просто исчезнет. Она быстро застегнула молнию на спортивной сумке до конца. Пора. Кристина вышла из спальни в гостиную, не задерживая взгляд ни на одной детали. Каждая вещь здесь, каждый предмет мебели был либо выбран им, либо напоминал о нем. Она не хотела запечатлевать этот образ в памяти. Она прошла на кухню, где на столе стояла недопитая бутылка Шардоне. В горле пересохло, но пить не хотелось. Она прошла мимо двери, не оглянувшись на зеркало, чтобы не видеть своего отражения. Ей не нужно было видеть, что она из себя представляла сейчас. Важно было только то, какой она станет дальше. Она подошла к входной двери. Остановилась на секунду, чтобы обуться, надеть поверх футболки свитер, который должен был скрыть ее от любопытных глаз. Взяла сумку. На выходе она осторожно, чтобы не издать лишнего звука, закрыла за собой дверь. И только когда дверь захлопнулась, она сделала глубокий вдох. Подняла руку, доставая из кармана связку ключей. Тяжелый металл холодил пальцы, напоминая о замке, который теперь был ей не нужен. Эти ключи были символом ее прежней, теперь уже закончившейся жизни. Она дошла до почтовых ящиков в холле. Прорезь для писем была узкой, но достаточно широкой, чтобы проглотить связку. Кристина ничего не сказала. Не было ни прощальных слов, ни вздохов. Она просто резким движением бросила ключи внутрь через щель для писем. Раздался глухой, звенящий удар, который эхом разнесся по пустому подъезду. Теперь пути назад не было. Она вышла на улицу. Солнце слепило глаза после полумрака подъезда. Такси уже стояло у бордюра, как будто Леа только что вызвала его. Это было необычно, но сейчас Кристина не стала удивляться. Леа всегда была на шаг впереди. Она открыла заднюю дверь и села на сиденье. “Куда?” – спросил таксист, повернув голову. “Аэропорт Бен-Гурион,” сказала Кристина, ее голос звучал твердо и ясно. Она откинулась на спинку сиденья. Машина тронулась, набирая скорость. Кристина смотрела вперед, на дорогу. Не оглянулась, чтобы не видеть дома, где провела три года. Париж. Это было начало. Начало пути.