Глава 1: Жертва Воспоминаний — Ушё–ё-ё-ёл! — крик Анны, полный боли и какого-то дикого, непостижимого отчаяния, разорвал тишину квартиры, эхом отразившись от голых стен. Слезы хлынули по её лицу, обжигая кожу, заставляя Анну шататься посреди кухни. Это было слишком невыносимо, даже немыслимо. Только вчера вечером он стоял здесь, живой, настоящий, вернувшийся из небытия. Федя. Её Федя, талантливый, заблудший, тот самый, о ком она думала сегодня утром с такой нежностью, о чьей любви ей хотелось кричать на весь троллейбус. Его возвращение наполнило её жизнь новым, ярким смыслом, стёрло годы одиночества и тоски. А теперь… Тихий хлопок в соседней квартире, где снова кто-то стрелял, лишь подчеркнул пустоту её собственного жилища. Анна стояла, неспособная двинуться, тело её превратилось в сгусток дрожащих нервов. Всё, что она видела утром, было иллюзией, мгновенным всплеском счастья, который исчез так же внезапно, как и появился. Застеленная постель. Вот и всё, что осталось. Аккуратно заправленное одеяло, идеально расправленная простыня, словно он вовсе не ложился туда, словно просто стряхнул пыль с чужого ложа перед уходом. Резкий, рваный вдох вырвался из её груди, и что-то внутри Анны оборвалось окончательно. Хватит. Она не могла просто стоять и плакать. Этот крик был последним предельным выражением её боли, после которого наступил сдвиг. Из оцепенения она перешла в ярость. Неистовое, слепое желание наказать эту обманчивую тишину. Анна рванулась из кухни, её движения стали резкими, неконтролируемыми. Она ворвалась в комнату, где совсем недавно спал Федя. Первым делом она наткнулась на стул, стоявший не на месте, и, не раздумывая, схватила его, с силой швырнув в стену. Дешёвый, старый стул жалобно треснул, но не развалился. Это разозлило Анну ещё больше. «Загубленный талант», — прошипела она, сама не понимая, имеет ли это отношение к стулу или к Фёдору. Он всегда был талантлив, даже в их юности, с той самой первой встречи в старом доме. У него было огненное нутро, способное сжечь всё скучное и обыденное вокруг. А теперь он снова исчез, оставив после себя лишь холод и порядок. Её взгляд упал на небольшой деревянный сувенир, который Федя подарил ей много лет назад, в начале их отношений. Это была фигурка птицы, вырезанная им самим, немного неуклюже, но с той особой нежностью, свойственной только ему. Все эти годы Анна хранила её на полке, как символ их неслучившейся жизни. Этот сувенир теперь казался ей насмешкой, воплощением «возвращённого и тут же потерянного счастья». Схватив птицу, Анна замахнулась, но в последний момент остановилась. Не потому, что ей стало жалко сувенир, а потому, что она вдруг увидела что-то необычное. Кровать. Точнее, подушка на кровати, которая казалась слишком ровной, слишком идеальной. На ней что-то лежало, невидимое сначала, прижатое краем подушки. Анна шатнулась к постели. Её дыхание, до этого сбившееся и шумное, внезапно замерло. Она аккуратно подняла край подушки. Под ней лежал сложенный вдвое лист бумаги, самый обычный, оторванный, судя по неровному краю, из блокнота. Сердце забилось где-то в горле, болезненно и быстро. Это была записка. От Фёдора. Руки её слушались плохо, но она развернула бумагу. Почерк был знакомый, немного резкий, с характерным наклоном вправо, который всегда ей нравился, потому что казался таким уверенным и мужским. Слова плыли перед глазами, но она заставила себя читать, проглатывая буквы, стараясь уловить их смысл сквозь пелену слёз и гнева: *Анна,* *Я знаю, ты сейчас злишься. И я знаю, что это последнее, что ты ожидала. Мне жаль.* *Мне пришлось вернуться. Не ради тебя, если быть честным, хотя встреча с тобой была… светом. Я вернулся, чтобы забрать то, что оставил здесь много лет назад. Что-то очень важное, что нужно мне сейчас, чтобы продолжить. Это прошлое, которое я похоронил, но без которого не могу двигаться дальше. Ты же помнишь, как я всегда говорил, что талант требует жертв.* *Я не мог остаться. Не мог. Ты заслужила эту тишину, эту устоявшуюся, налаженную жизнь. Ты заслужила покой, которого я никогда не смогу дать. Моё присутствие разрушило бы всё, что ты построила. Я слишком знаю себя. Я – хаос, а ты – порядок.* *Я не предаю тебя. Я всего лишь жертвую собой ради твоего блага. Это не эгоизм, это… спасение тебя от меня. Я бы не вынес, видя, как ты гаснешь рядом со мной снова.* *Если простишь, то прости. Если нет, я пойму.* *Мне нужно было уйти. Но если тебе вдруг захочется найти меня, если захочешь поговорить или просто увидеть место, где всё началось для нас обоих… Я буду там.* *Федя.* Бумага выпала из ослабевших пальцев Анны, упав на покрывало. «Спасение тебя от меня»... Её истерика внезапно прекратилась, растворившись в ледяной ясности. Ярость ушла, оставив после себя лишь жуткую, давящую пустоту. Она подняла записку снова, её взгляд приковался к последним строкам. «Я буду там». Анна отошла от кровати, сделав несколько шагов, потом вернулась. Глубокое, неожиданное спокойствие овладело ею. Слова Фёдора, такие знакомые, такие в духе его вечного самоуничижения под маской жертвенности, вдруг сложились в другую картину. Он не обманул её просто так. Он сбежал, чтобы не разрушить. Он считал, что спасает её. Это было чудовищно нелепо, но до боли похоже на Фёдора, вечно несущего своё бремя «загубленного таланта», которому он всё приносил в жертву, включая свою личную жизнь. Возвращение за «важным из прошлого». Продолжение пути. Жертвы. В его словах не было презрения или лжи, по крайней мере, не той лжи, которая означала бы предательство. Это было его извращённое, драматическое видение того, как должно быть правильно. Фёдор всегда преувеличивал масштаб своего влияния, считая себя разрушительной силой, которая не имеет права на счастье. Он снова убежал, но не потому, что разлюбил, и не потому, что не хотел быть с ней, а потому, что решил, будто он «недостоин» или «опасен» для её «устоявшейся жизни». «Он снова себя губит», — мысль пронзила Анну. Фёдор всегда находил причины, чтобы не быть счастливым, чтобы не реализовывать свой талант до конца, предпочитая мученичество. Он вернулся, чтобы взять что-то, вероятно, связанное с его прошлыми творческими порывами, и сбежал в место, которое должно было стать его новым убежищем, его новым «фронтом» борьбы с самим собой. Анна села на край кровати, обхватив голову руками. Внешне она успокоилась, но внутри шла бурная, лихорадочная работа мысли. «Он будет там». Это был ключ, оставленный им, не для того, чтобы она забыла, а для того, чтобы она могла его найти. Он хотел, чтобы она его нашла. Или, по крайней мере, он оставил лазейку для самой себя, чтобы не чувствовать себя окончательным изгоем. Она посмотрела на записку. «Если тебе вдруг захочется найти меня… увидеть место, где всё началось для нас обоих… Я буду там». Место, где всё началось. Эта фраза была наполнена для Анны особенным смыслом. Это был старый дом, расположенный далеко за чертой города, полуразрушенный, живописный, где они, будучи студентами, впервые встретились на вечеринке у общих знакомых. Там произошёл их первый долгий разговор, их первый поцелуй, там она впервые поняла, что Федя — это её судьба. Фёдор отправился туда. Он искал не только что-то из прошлого, он искал корни своей личности, своего таланта. Он искал вдохновение или, наоборот, прибежище для своего самобичевания. Анна взяла записку, прижала её к груди. Это было не предательство. Это была жертва, причём жертва, которую он принёс не ради неё, а ради своего вечного внутреннего конфликта. И если он решил, что ей нужна «устоявшаяся жизнь», то он ошибался. После той ночи, когда он снова появился на пороге, эта «устоявшаяся жизнь» перестала иметь для Анны хоть какой-то смысл. Она поняла, что скучала не просто по Фёдору, она скучала по его хаосу, по его страсти, по ощущению того, что её жизнь не просто течёт, а горит ярким, пусть и опасным, огнём. «Спасти его», — эта мысль родилась внезапно и окрепла в её сознании, став доминирующей. Спасти Фёдора от его же «жертвенного» решения, от его таланта, который он губил, принося себя в жертву. Она должна была вернуть его, чтобы показать, что счастье возможно даже для такого сложного, противоречивого человека, каким был он. Она не боялась его разрушительной натуры. Она устала от своей тишины. Анна решительно встала. Боль исчезла, уступив место собранности и целеустремлённости. Планы начали формироваться в голове: дом старый, далеко, добраться можно только на автобусе или попутке. Но сейчас ночь. Автобусы не ходят. Она подошла к шкафу, открыла его. Ей нужна была одежда для дороги, что-то неприметное и тёплое. Годы преподавания научили её практичности; она быстро оценила ситуацию. Нельзя медлить, тем более, если Фёдор только что ушёл. Он не должен успеть погрузиться в своё новое уединение. Анна достала старый, потрёпанный рюкзак, который брала в походы ещё в молодости. Он был прочный, надёжный. Она наполнила его необходимым: смена белья, тёплый свитер. Из кухни принесла бутылку воды и немного печенья. Деньги. Кошелёк с наличными и картами на всякий случай. Она осознавала всю нелепость своего положения: женщина средних лет, учительница, посреди ночи собирает рюкзак, чтобы идти вслед за мужчиной, который только что сбежал от неё, оставив записку с драматическим объяснением своего поступка. Она улыбнулась. Это было безумно, но этот абсурд был единственным разумным решением в её жизни за последние лет пятнадцать. Неожиданный звук стрельбы в соседней квартире повторился, на этот раз громче, словно действие происходило уже ближе к стене. Анна даже вздрогнула. Эти звуки всегда раздражали, но сейчас она подумала: ей всё равно. Она уходит из этого тихого, безопасного, но такого пустого мира. Последний взгляд на комнату. Квартира казалась слишком чистой и уютной. Здесь пахло старостью, книгами и покоем. Но запаха Фёдора уже не было. Он ушёл. Она нашла свою старую, видавшую виды куртку, которую носила в студенческие годы. Куртка была тёплой и надёжной, словно защита от внешнего мира. Анна затянула лямки рюкзака. Он был тяжёлым, но его тяжесть давала ей ощущение решимости. Это было не бегство и не преследование. Это был поход за собственной судьбой, которую Фёдор пытался у неё отнять, спасая её от самого себя. На минуту она задумалась: что, если он уже не тот? Что, если он действительно стал совсем другим человеком, и идти за ним бессмысленно? Но те несколько часов, когда он был здесь, когда она сидела с ним на кухне и слушала его голос, убедили её в обратном. Федя остался Федей, только теперь он был ещё более измождённым своей внутренней борьбой и манией величия, которая заставляла его принимать такие «жертвенные» решения. Она взяла ключи, которые всегда лежали на тумбочке у двери. Заперла квартиру. На лестничной клетке стоял сумрак, только тусклый свет из окна на нижнем этаже освещал ступеньки. Анна спускалась тихо, стараясь не разбудить соседей. Мысли о работе, о детях, о Пушкине — обо всём, что составляло её недавнюю «устоявшуюся жизнь», — отступили. Сейчас существовал только Фёдор и старый дом их первой встречи. Она дошла до подъездной двери. Она была тяжёлой, металлической. Анна толкнула её, и дверь со скрипом отворилась, выпуская её в холод ночи. На улице было поздно. Фонари горели тускло, отбрасывая жёлтые круги на мокрый асфальт. Ветер был прохладный, осенний. Ночная мгла окутала город. Анна сделала несколько шагов, выйдя из-под козырька подъезда. Она остановилась. Правая рука крепко сжимала смятую записку Фёдора. Она поднесла бумагу к глазам, вглядываясь в последние строчки: «Я буду там». Старый дом их детства, их юности. Дом, где всё началось. Анна должна была быть там. Она должна была вернуть Фёдора. Она огляделась. Пустая улица, редкие машины проносятся вдалеке. Пришло время выдвигаться. Анна решительно направилась вперёд, исчезая в ночной мгле. Старт был дан.