# Глава 1: Исповедь завоевателя

Юрта утопала в полумраке. Масляные светильники тускло освещали пространство, отбрасывая зыбкие тени на стены. Елюй Чуцай сидел неподвижно, скрестив ноги, и наблюдал за своим повелителем. Чингисхан лежал на низком ложе, укрытый шкурами. Его дыхание было тяжелым и прерывистым. Болезнь, которая точила его тело последние месяцы, теперь брала верх.

Елюй Чуцай не смел нарушить тишину. Он знал, что великий хан позвал его не просто так. Чингисхан медленно открыл глаза и посмотрел на своего советника. Несмотря на болезнь, его взгляд оставался ясным и пронзительным.

— Ты принес все необходимое? — спросил Чингисхан голосом, который стал заметно слабее, но сохранил командные нотки.

Елюй Чуцай кивнул и достал свитки и чернила.

— Да, повелитель. Все готово, как вы приказали.

Чингисхан приподнялся на локтях, морщась от боли.

— Помоги мне сесть, — приказал он.

Елюй Чуцай поспешил выполнить приказ. Он аккуратно поддержал хана за спину и подложил подушки из войлока. Чингисхан закашлялся, прикрывая рот рукой. Когда приступ закончился, он вытер губы и глубоко вздохнул.

— Время уходит, — проговорил он, глядя куда-то сквозь стену юрты. — Скоро Вечное Синее Небо призовет меня к себе. Но прежде чем я отправлюсь в последний путь, я хочу, чтобы ты записал то, о чем я буду говорить.

— Я слушаю вас, повелитель, — склонил голову Елюй Чуцай.

— Мои сыновья и военачальники расскажут о моих победах, — продолжил Чингисхан. — Мои враги будут говорить о моей жестокости. Но никто не расскажет о том, кем я был на самом деле. Никто, кроме меня самого.

Елюй Чуцай приготовил кисть и свиток, готовый записывать слова великого хана.

— Я начну с самого начала, — Чингисхан прикрыл глаза, словно пытаясь увидеть далекое прошлое. — С того момента, когда я еще не был Чингисханом. Когда я был просто Тэмуджином, сыном Есугея и Оэлун.

Он открыл глаза и посмотрел на свои руки — руки, которые держали меч, натягивали тетиву лука, вершили судьбы народов. Теперь они казались ему чужими — исхудавшими, с проступающими венами.

— Пиши, — сказал он. — Пиши все, как я говорю. Без приукрашиваний, без лжи.

Елюй Чуцай кивнул и окунул кисть в чернила.

— Я родился с комком запекшейся крови в кулаке, — начал Чингисхан. — Так говорила моя мать. Шаманы сказали, что это знак — я буду великим воином. Отец мой, Есугей-багатур, радовался этому знаку. Он назвал меня Тэмуджином в честь татарского вождя, которого он убил перед моим рождением.

Он снова закашлялся, и Елюй Чуцай подал ему чашу с водой. Чингисхан сделал несколько глотков и продолжил.

— Я родился в урочище Делиун-болдок, у реки Онон, в год Черного Барса. Моя мать рассказывала, что когда я появился на свет, я сжимал в кулаке комок крови размером с бараний альчик. Старейшины сказали, что я буду сильным и смелым.

Чингисхан на мгновение замолчал, собираясь с мыслями.

— Моим первым воспоминанием был запах степи после дождя и ржание коней. Отец часто брал меня с собой, когда объезжал кочевья. Он хотел, чтобы я видел, как живут люди, как пасут скот, как охотятся. Он хотел, чтобы я знал все, что должен знать будущий вождь.

Елюй Чуцай быстро водил кистью по свитку, стараясь не упустить ни слова.

— Когда мне исполнилось девять лет, отец решил, что пришло время найти мне невесту. По древнему обычаю монголов, мальчиков рано отдают в семью будущей жены, чтобы они росли вместе. Отец взял меня с собой и отправился к своему давнему другу Дэй-Сечену, вождю племени онгиратов. У него была дочь Бортэ, которая была на год старше меня.

Чингисхан улыбнулся своим воспоминаниям.

— Я помню, как мы подъехали к их стойбищу. Дэй-Сечен встретил нас с почестями. Вышла его жена, а за ней — маленькая девочка с длинной косой. Это и была Бортэ. Она показалась мне красивой и умной. Отец и Дэй-Сечен договорились, что я останусь у них на год, а потом вернусь домой. Когда мы вырастем, я должен был взять Бортэ в жены.

Его взгляд затуманился, и он снова погрузился в воспоминания.

— Тогда все казалось таким простым. Я не знал, что судьба уже приготовила для меня другой путь. Путь, полный страданий и испытаний.

Чингисхан сделал паузу, и Елюй Чуцай воспользовался моментом, чтобы смочить кисть в чернилах. Затем хан продолжил.

— Когда я гостил у онгиратов, мой отец отправился домой. По пути он встретил татар, которые пировали у реки. Они пригласили его присоединиться к ним. Отец не знал, что это те самые татары, чьего вождя он когда-то убил. Они узнали его и отравили.

Лицо Чингисхана стало жестким, как камень.

— Отец почувствовал, что умирает, и поспешил домой. Он успел только сказать моему дяде Мунлику, чтобы тот привез меня обратно к семье. Мунлик отправился к онгиратам и забрал меня от Дэй-Сечена. Когда я вернулся домой, отец был уже мертв.

Он резко втянул воздух, словно эти воспоминания до сих пор причиняли ему боль.

— После смерти отца наше племя решило бросить нас. Им нужен был сильный вождь, а не вдова с маленькими детьми. Когда кочевье двинулось дальше, они не стали ждать нас. Мы остались одни: моя мать Оэлун, я и мои братья — Хасар, Хачиун, Тэмугэ, а также сводный брат Бельгутей и сестра Тэмулун.

Елюй Чуцай не сводил глаз с лица хана. Никогда раньше он не слышал, чтобы Чингисхан говорил так откровенно о своем прошлом.

— Мать собрала нас всех и сказала, что теперь мы должны держаться вместе. Она научила нас, что поодиночке мы слабы, как прутья, но вместе — крепки, как связка прутьев. Она была сильной женщиной, моя мать. Она охотилась, рыбачила, собирала коренья и ягоды. Она делала все, чтобы мы выжили.

Чингисхан посмотрел на свитки, которые исписывал Елюй Чуцай.

— Ты записываешь все? — спросил он.

— Да, повелитель, — ответил советник. — Каждое ваше слово.

Чингисхан кивнул и продолжил.

— Мы жили очень бедно. Питались кореньями, ягодами, дикими луковицами. Ловили рыбу в реке, охотились на сурков и мелкую дичь. Мать шила нам одежду из шкур животных. Мы научились выживать и полагаться только на себя.

Он сжал кулаки, вспоминая те тяжелые времена.

— Однажды я поймал на охоте жаворонка. Это была наша первая добыча за несколько дней. Я принес его домой, и мы разделили его между собой. Каждому досталось лишь по кусочку. Но моя мать отказалась от своей доли и отдала ее нам, детям. Так она поступала всегда.

В его голосе прозвучала нежность, которую Елюй Чуцай никогда раньше не слышал от великого хана.

— Мы жили на берегу Онона, в тех местах, где раньше кочевало наше племя. Я был старшим мужчиной в семье, хотя мне было всего девять лет. Я ловил рыбу и охотился, пытаясь прокормить всех. Но этого было мало.

Чингисхан остановился и потянулся за водой. Елюй Чуцай снова подал ему чашу. Хан выпил и продолжил.

— Однажды я подстрелил сурка и принес его домой. Я уже предвкушал, как мы все насытимся. Но когда я вернулся, то увидел, что наша юрта окружена всадниками. Это были тайчиуты, люди из нашего бывшего племени. Они решили, что я, как сын Есугея, могу вырасти и потребовать власти. Они не хотели этого допустить.

Его лицо исказилось от гнева.

— Они схватили меня и связали. Я пытался сопротивляться, но что мог сделать ребенок против взрослых воинов? Они увели меня с собой, оставив мою мать и братьев без защиты.

Чингисхан поднял руку, разглядывая старый шрам на запястье.

— Они надели мне на шею деревянную колодку — канга. Это было унизительно. Я, сын Есугея, стал рабом тех, кто когда-то преклонял колени перед моим отцом.

Елюй Чуцай продолжал писать, чувствуя, как по спине пробегают мурашки от рассказа хана. Он никогда не представлял, что всемогущий Чингисхан когда-то был беспомощным пленником.

— Меня заставили пасти их лошадей. День за днем я выгонял табун на пастбище и следил, чтобы ни одна лошадь не отбилась. Ночью мне связывали руки и ноги, боясь, что я сбегу. Иногда я не получал еды по нескольку дней. Они надеялись, что я умру от голода или холода.

Чингисхан закрыл глаза, словно снова переживая те страшные моменты.

— Но я не сдавался. Я обещал себе, что выживу и отомщу. Я наблюдал за тайчиутами, изучал их привычки, искал слабые места. Я ждал удобного случая, чтобы сбежать.

Он открыл глаза и продолжил.

— В стойбище тайчиутов жил человек по имени Сорган-Шира. Он был пастухом и имел троих сыновей. Однажды, когда все были на охоте, он заметил меня, сидящего в колодке под дождем. Он подошел ко мне и спросил, кто я такой. Я сказал, что я сын Есугея. Он покачал головой и сказал: "Эти глупцы боятся ребенка".

Чингисхан слабо улыбнулся.

— Сорган-Шира не снял с меня колодку, боясь наказания. Но он отвел меня в свою юрту и позволил согреться у огня. Его жена накормила меня. Это было первое проявление доброты, которое я встретил в плену.

Елюй Чуцай продолжал писать, внимательно слушая каждое слово хана.

— Я показал Сорган-Шире свое умение обращаться с лошадьми. Я мог успокоить самого дикого жеребца, заставить его слушаться меня. Он был впечатлен и стал относиться ко мне мягче, чем остальные тайчиуты.

Чингисхан взял со столика возле ложа небольшой нож и начал вертеть его в руках.

— Прошло несколько месяцев. Я все еще был пленником, но уже не таким беспомощным. Я изучил распорядок жизни стойбища, знал, когда и где выставляют охрану, когда люди спят. Я ждал своего часа.

Он посмотрел на нож в своих руках.

— Однажды тайчиуты устроили большой праздник. Все пили кумыс и веселились. Никто не обращал на меня внимания. Я пас лошадей на склоне холма и наблюдал за празднеством издалека. Когда стемнело, я решил, что пришло время бежать.

Чингисхан на мгновение замолчал, словно погружаясь в то далекое прошлое.

— Но я не заметил, что один из тайчиутов следит за мной. Когда я попытался убежать, он схватил меня и привел обратно в стойбище. Тайчиуты были разгневаны моей попыткой побега. Они избили меня и решили, что я больше не буду ночевать один. Меня стали передавать из юрты в юрту, чтобы каждая семья по очереди следила за мной.

Он потер шрам на запястье.

— В ту ночь меня оставили в юрте Сорган-Ширы. Все его сыновья ушли на праздник, и в юрте были только он, его жена и я. Сорган-Шира посмотрел на меня и сказал: "Ты сын великого Есугея. Твоя судьба — не быть рабом. Беги".

Чингисхан глубоко вздохнул.

— Он помог мне снять колодку. Это было непросто — колодка была крепко прибита. Но мы справились. Я был свободен. Сорган-Шира дал мне немного еды, флягу с водой и показал, в каком направлении идти, чтобы найти реку Онон. Он сказал, что там я смогу найти свою семью.

Елюй Чуцай не отрывал взгляда от хана, затаив дыхание.

— Я бежал всю ночь, не останавливаясь. Я боялся, что тайчиуты заметят мое исчезновение и отправятся в погоню. Когда наступил рассвет, я спрятался в густом кустарнике и проспал весь день. С наступлением темноты я снова продолжил путь.

Чингисхан вертел нож в руках, погрузившись в воспоминания.

— На третий день я вышел к берегу Онона. Я не знал, где искать свою семью, поэтому решил идти вдоль реки. Я был голоден и устал. Я собирал ягоды и коренья, ловил рыбу. Однажды я даже убил сурка камнем.

Он отложил нож и потянулся к чаше с водой.

— На пятый день я увидел вдали дым от костра. Я осторожно подкрался ближе и увидел нашу юрту. Моя мать и братья были живы! Они выглядели худыми и измученными, но они были живы.

Его голос дрогнул.

— Когда я вышел из-за деревьев, они не сразу узнали меня. Я изменился за время плена — похудел, оброс, обветрился. Но потом мать вскрикнула и бросилась ко мне. Она обняла меня и долго плакала, не выпуская из рук. Мои братья тоже плакали от радости.

Чингисхан на мгновение закрыл глаза, и Елюй Чуцай увидел, как по его щеке скатилась слеза. Это было невероятное зрелище — великий завоеватель, железный Чингисхан, плакал, вспоминая о встрече с матерью.

— В ту ночь мы долго сидели у костра. Я рассказал им все, что со мной произошло. Мать рассказала, как они выживали без меня. Было тяжело, но они справились. Они верили, что я вернусь.

Он открыл глаза и посмотрел на Елюя Чуцая.

— Именно тогда я понял, что должен защищать свою семью любой ценой. Я поклялся, что никто больше не посмеет унизить нас, что я стану сильным и могущественным, чтобы никто не смог причинить вред моим близким.

Чингисхан сделал паузу, чтобы перевести дыхание.

— С того дня началась моя настоящая жизнь. Жизнь не раба, а свободного человека. Я охотился, рыбачил, учился владеть оружием. Я стал опорой для своей семьи. И постепенно я начал думать о том, как вернуть то, что принадлежало нам по праву.

Он посмотрел на свитки, которые исписал Елюй Чуцай.

— Ты все записал? — спросил он.

— Да, повелитель, — ответил советник, показывая исписанные свитки.

— Хорошо, — кивнул Чингисхан. — Это только начало моей истории. Но даже начало важно, чтобы понять, кем я стал.

Он посмотрел на огонь, горевший в центре юрты.

— Мало кто знает о том, через что я прошел, прежде чем стать Чингисханом. Люди видят только мои победы, мою силу. Они не видят той цены, которую я заплатил за это. Они не знают о голоде, холоде, унижении, которые я испытал. Они не знают о тех ночах, когда я плакал от бессилия, о тех днях, когда я едва не умер от голода.

Елюй Чуцай молча слушал, не смея прервать хана.

— Но именно эти испытания сделали меня тем, кто я есть. Они научили меня ценить свободу, ценить верность, ценить силу. Они показали мне, что человек может выжить в самых тяжелых условиях, если у него есть цель.

Чингисхан снова взял в руки нож и провел пальцем по его лезвию.

— После того как я вернулся к семье, я стал быстро взрослеть. Я понял, что никто не поможет нам, кроме нас самих. Мы должны были стать сильнее, чтобы выжить. И мы стали сильнее.

Он отложил нож и посмотрел на Елюя Чуцая.

— Завтра я расскажу тебе о том, как я нашел своих первых друзей и врагов, как я женился на Бортэ, как собрал свой первый отряд. Но сегодня я устал.

Елюй Чуцай поклонился и начал собирать свитки.

— Подожди, — остановил его Чингисхан. — Я хочу, чтобы ты понял одну вещь. История, которую я тебе рассказываю, — не для того, чтобы вызвать жалость или восхищение. Это просто правда. Правда о том, кем я был и кем стал.

Советник кивнул.

— Я понимаю, повелитель.

Чингисхан откинулся на подушки, чувствуя, как усталость наваливается на него.

— Многие думают, что я всегда хотел власти, что я с детства мечтал о завоеваниях. Это не так. Я просто хотел жить свободно, защищать свою семью, иметь достаточно еды и крепкую юрту. Но судьба распорядилась иначе.

Он закрыл глаза, словно пытаясь увидеть ту жизнь, которая могла бы быть у него.

— Кто знает, каким бы я стал, если бы мой отец не был убит, если бы наше племя не бросило нас, если бы я не попал в плен. Может быть, я был бы просто одним из многих вождей, пасущих свои стада в степи. Может быть, я бы никогда не покинул берегов Онона.

Елюй Чуцай молча слушал, не смея прервать размышления хана.

— Но все случилось так, как случилось. И теперь я — Чингисхан, повелитель многих народов. Человек, чье имя вызывает страх и уважение. Человек, изменивший лицо мира.

Чингисхан открыл глаза и посмотрел на своего советника.

— Иди, отдыхай. Завтра нас ждет долгий день. Я хочу успеть рассказать тебе как можно больше, пока Вечное Синее Небо не призвало меня к себе.

Елюй Чуцай поклонился и вышел из юрты, неся с собой свитки с записями. Чингисхан остался один. Он смотрел на огонь в центре юрты и думал о своем долгом пути — пути от маленького испуганного мальчика, потерявшего отца, до великого хана, объединившего монгольские племена и покорившего половину известного мира.

Он вспоминал свою мать Оэлун, которая научила его стойкости и мудрости. Он вспоминал своих братьев, которые всегда были рядом в трудную минуту. Он вспоминал Сорган-Ширу, который спас его из плена, рискуя собственной жизнью.

Чингисхан закрыл глаза и позволил воспоминаниям унести его в то далекое прошлое, когда он был просто Тэмуджином, сыном Есугея, мальчиком, который еще не знал, какая судьба его ждет.

«С того момента началась моя настоящая жизнь», — подумал он, засыпая. И это была правда. Побег от тайчиутов стал началом нового пути — пути, который привел его к власти над половиной мира.